Мегафон - [96]

— Садитесь, — сказал он.

— Итак, за мое отсутствие вы лишились своего сенаторского кресла.

— Да.

Мирберг кивнул головой.

— Что же, это хорошо. Весьма удачное завершение вашей карьеры в этом высоком собрании.

— Удачное?

Мирберг слегка удивился, что приходится объяснять столь очевидную истину:

— Ну как же! Вы не посидели в Сенате и одного дня, а между тем сейчас вы один из наиболее известных людей Америки. Сегодня в поезде я прочел в одной газете целый столбец, посвященный вам… вернее, тому, что о вас думают люди… Какой-то репортер вышел на улицу и опросил пятьдесят прохожих, попавшихся ему навстречу, что они думают о вас.

Адвокат схватил свой чемодан и стал рыться в нем, отыскивая оторванный им кусок газеты.

— Вот это реклама — так реклама. Подумайте, первые встречные пятьдесят человек не только знают, кто вы такой, но и составили себе мнение о вашей виновности или невиновности.

— А все же было бы лучше, если бы я сохранил свое звание, — проговорил бывший сенатор.

— Да вы с ума сошли! Ведь половина населения нашего штата даже по фамилии не знает своих сенаторов. Да и во всем Сенате в целом не найдется и трех человек, имена которых были бы хорошо знакомы населению Соединенных Штатов. Скажу вам откровенно, Каридиус: останься вы в Сенате, вы превратились бы в такое же ничтожество, как сенатор Лори и все прочие девяносто человек, которых я мог бы назвать, если бы только знал их имена. Но, благодарение богу, судьба избавила вас от плачевной участи затеряться в мрачном Сенате или совершенно безличной Нижней палате и одним махом дала вам, если не славу, то, во всяком случае, громкую известность. А из двух последних я, сэр, предпочитаю известность.

Мирберг дружески хлопнул его по плечу. — Слава адресуется к людям мыслящим, разборчивым, притязательным, а известность выкрикивает ваше имя на улице, повторяет его по радио, с мюзик-хольной эстрады, на газетных столбцах! Великолепная вещь — известность; это актив, которому нет цены.

Каридиус до сих пор не пробовал взглянуть на дело под таким углом зрения, от слов Мирберга он повеселел и спросил, должны ли его взаимоотношения с фирмой измениться, или они останутся прежними.

Мирберг поднял голову от портфеля, в котором рылся:

— Я понимаю вашу мысль, но я не в обиде на вас.

— В обиде?..

— Я же сказал, что нет. Вы считаете себя вправе потребовать, чтобы ваше имя стояло теперь первым в списке компаньонов фирмы… перед моим, а?

— Что вы, мне это и в голову не приходило, я…

Но Мирберг остановил его жестом и хитро улыбнулся:

— Понятно, понятно, ваши возражения убеждают меня в том, что я прав. Послушайте, я знаю, что в смысле рекламы ваше имя теперь дорого стоит. Но ведь и я человек не безвестный, я выиграл канадский процесс.

— Но честное слово… — пытался протестовать оживившийся Каридиус.

— Нет, мы вот что сделаем. В будущую пятницу на очередном совещании компаньонов мы поставим вопрос о перемене в наименовании фирмы. Ни вы, ни я голосовать не будем, пусть решают остальные. Это будет по-честному, верно?

— Вполне, — согласился Каридиус.

На этом их разговор был прерван громко затрещавшим телефоном. Адвокат снял трубку:

— Алло! Алло! У телефона Мирберг… Что? Что такое? Арестовали Канарелли? Чорт знает что! Ну, возьмите его на поруки… Куда же к чорту девались наши поручители, которых мы держим при камере Пфейфермана? Не у Пфейфермана? А где же? Что такое? При чем тут федеральный суд… Какое же это нарушение федеральных законов — убить девушку и выманить выкуп? Это же чисто местное дело… Ах, вот что… о господи! Да, да, понимаю. Об этом-то я и не подумал… Сейчас приеду…

Он повесил трубку и схватился за шляпу.

— В чем дело? — спросил Каридиус.

— Джо арестован и предан федеральному суду за незаконный вывоз золота в Канаду… — Он ринулся к дверям и на ходу бросил: — Клянусь богом, весь этот канадский процесс был, очевидно, просто ловушкой, чтобы признать Джо владельцем этого проклятого золота.

48

Можно было бы провести тесную аналогию между исходом дела Канарелли, обвиненного в незаконном вывозе золота из Соединенных Штатов в Канаду, и окончательным падением самого Генри Ли Каридиуса.

К несчастью для фирмы «Мирберг, Мелтовский, Кох и Греннен», которой неизменно сопутствовала удача, власти Соединенных Штатов установили два неоспоримых факта, на которые опирался обвинительный акт против рэкетира: золото принадлежало рэкетиру, и это золото было воздушным путем отправлено из Мегаполиса в Монреаль.

Мирберг на суде доказывал, что Канарелли требовал от Уэстоверского национального банка свою долю золота до истечения предельного срока, установленного правительством. Эта отсрочка, уверял он, представляла собой льготу для миллионеров, чтобы они могли вывезти свое золото из страны, прежде чем пробьет последний час для сбережений многомиллионного среднего класса Америки и золото подвергнется окончательной конфискации правительством.

Мелтовский в своей защитительной речи выдвинул более тонкий и восторженно встреченный довод, что предоставление миллионерам отсрочки для вывоза золота из страны являлось фактически признанием со стороны правительства, что эмбарго на золото вообще не распространяется на миллионеров независимо от срока. Он заявил, что множество прецедентов подтверждает тот факт, что американские миллионеры — вовсе не граждане Соединенных Штатов, а автономные властители, сотрудничающие с федеральным правительством, и, как таковые, они не подлежат американскому суду, а ответственны только по договорным обязательствам и нормам международного права. Следовательно, настоящий процесс мог бы слушаться лишь в Женеве. Ввиду изложенного он ходатайствует о признании дела неподсудным данному суду.