Мегафон - [54]

Шрифт
Интервал

— Да не знаю… если вы очень скоропалительно уйдете… Конечно, бываете вы здесь редко, но все-таки что-то делается.

— А вот племянница мистера Бинга, та еще реже меня бывает. Она числится его стенографисткой и получает жалованье, а не была в Вашингтоне уже двадцать шесть лет.

— Да я и не жалуюсь. Это уж так принято, что члены Конгресса берут своих родственников к себе в курьеры и секретари, и те регулярно получают жалованье, никогда здесь не показываясь. Но вы — другое дело. Вы здесь что-то делаете, и мне будет недоставать вас. По правде говоря, я… я не знаю, как я обойдусь без вас… — Он грустно посмотрел на нее. — Когда вы уходите — завтра или уже сегодня вечером?

— О, ни сегодня, ни завтра! — укоризненно воскликнула девушка. — Я просто заблаговременно предупреждаю вас, как полагается. У вас будет достаточно времени, чтобы найти другого секретаря. Я научу ее, как надо вести канцелярию. Я не хочу повредить вашим делам. Ведь подумать только — почти двадцать процентов всех дел в Америке так или иначе связаны с акциями отца, и если я напорчу в каком-нибудь деле, значит, по существу, я поврежу своей семье.

Каридиус ничего не ответил. Наступило томительное молчание.

— Знаете что, — воскликнула мисс Литтенхэм, осененная внезапной мыслью. — Мистер Крауземан предложил устроить меня к сенатору Лори после того, как тот будет переизбран. — Она замялась и с сомнением покачала головой. — Нет. Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет.

— Почему не выйдет? Что может помешать вам устроиться у него? — уныло спросил Каридиус.

— О, это-то выйдет… я не об этом думала. Я думала о вас… но навряд ли это удастся…

Каридиус тщетно пытался понять смысл ее недомолвок:

— Вы хотите сказать, что вряд ли смогу получить работу в его канцелярии?

Мисс Литтенхэм улыбнулась лукаво, но очень дружелюбно:

— Нет… не совсем… мне пришло в голову… что если бы на выборах в Сенат… вы выставили свою кандидатуру… и получили его место… тогда я могла бы остаться при вас… и в то же время изучить работу сенатора.

У Каридиуса екнуло сердце.

— Как же я могу выступать против своего коллеги из Сената… против такого достойного и верного слуги народа! Нет, нет!

— Я, видите ли, думала только о том, какое это доставило бы мне удовольствие! — призналась мисс Литтенхэм, чуть зарумянившись.

— Удовольствие взаимное… я был бы так рад, если бы вы остались у меня… Но скажите, почему вы все это делаете? Другие девушки этим не занимаются.

— Неамериканские занимаются.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы не будете смеяться надо мной?

— Что вы, конечно, нет! — воскликнул Каридиус.

— Вы слыхали о Берте Крупп?

— Слыхал.

— Ну, так вот… серьезно, вы не подумаете, что я дура?

— Да нет же… говорите.

— Вы знаете, что она управляла заводами своего отца в Эссене?

Каридиус утвердительно кивнул головой и сочувственно посмотрел на девушку.

— Мой брат мало интересуется делами, и отцу кажется, что наша семья как будто утрачивает прямой контакт с тем, что мы имеем. А брат говорит, что это не важно — утрачивает или не утрачивает, потому что на то существуют специалисты, которым за это платят. Вот я и решила последовать примеру Берты Крупп! — Она опустила голову и посмотрела на него из-под тонких, изогнутых бровей, повидимому, выщипанных. — Вы, должно быть, думаете, что я самая дерзкая девчонка во всей Америке?

Каридиус уныло развел руками. Ему хотелось приласкать ее, утешить; какая, в самом деле, непосильная задача — взять на себя заботу о состоянии в двести миллионов долларов!

— Нет, нет, Мэри! Я считаю вас самой смелой, самой отважной… Ах, Мэри, я хотел бы занять место сенатора Лори и хоть на короткий срок стать вашим спутником на этом трудном пути.

— Ну, может быть, это не так уж дерзко с моей стороны, но затея во всяком случае безнадежная. Америка — не место для упроченных состояний.

— Как, я всегда считал, что в Америке составить состояние легче, чем где-нибудь.

— Составить — да, но не упрочить. Понимаете, в Германии существует диктатор, на которого можно положиться. А здесь у нас нет никакой постоянной опоры. Возьмите Крауземана; в любой день его махинации могут провалиться. Возникнет какое-нибудь популярное движение и сомнет его в два счета. Он, правда, сейчас же вскочит на ноги и заявит, что это движение он сам организовал… — Она помолчала, потом начала снова:

— Видите ли, в Германии ведение дел основано на притеснении народа. В Америке — на пренебрежении к интересам народа. Но именно потому крупные предприниматели рискуют здесь в десять раз больше — ведь в любой момент народ может вздумать взять себе часть прибылей.

— Ну, этого еще никогда не бывало, — оптимистически заметил Каридиус.

— Потому что папе всегда удавалось обеспечить существование реформистской партии в качестве оппозиции к той правительственной партии, которую он поддерживает у власти; время от времени реформисты одерживают кое-какие победы, и все в порядке. Но они легко могут выйти из повиновения.

— Вам надо итти, — прибавила мисс Литтенхэм.

— Нет! Нет! Успеется. Расскажите мне еще о себе.

Но тут дверь из коридора приоткрылась, и в щель просунулась широкополая фетровая шляпа.


Рекомендуем почитать
Мой друг Трумпельдор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антиамериканцы

Автор романа, писатель-коммунист Альва Бесси, — ветеран батальона имени Линкольна, сражавшегося против фашистов в Испании. За прогрессивные взгляды он подвергся преследованиям со стороны комиссии по расследованию антиамериканской деятельности и был брошен в тюрьму. Судьба главного героя романа, коммуниста Бена Блау, во многом напоминает судьбу автора книги. Роман разоблачает систему маккартизма, процветающую в современной Америке, вскрывает методы шантажа и запугивания честных людей, к которым прибегают правящие круги США в борьбе против прогрессивных сил. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Реквием

Привет тебе, любитель чтения. Не советуем тебе открывать «Реквием» утром перед выходом на работу, можешь существенно опоздать. Кто способен читать между строк, может уловить, что важное в своем непосредственном проявлении становится собственной противоположностью. Очевидно-то, что актуальность не теряется с годами, и на такой доброй морали строится мир и в наши дни, и в былые времена, и в будущих эпохах и цивилизациях. Легкий и утонченный юмор подается в умеренных дозах, позволяя немного передохнуть и расслабиться от основного потока информации.


Исповедь бывшего хунвэйбина

Эта книга — повесть китайского писателя о «культурной революции», которую ему пришлось пережить. Автор анализирует психологию личности и общества на одном из переломных этапов истории, показывает, как переплетаются жестокость и гуманизм. Живой документ, написанный очевидцем и участником событий, вызывает в памяти недавнюю историю нашей страны.


Его любовь

Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.


Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин

Император Александр III, поздравляя Матильду Кшесинскую в день её выпуска из Санкт-Петербургского театрального училища, пожелал: «Будьте украшением и славою русского балета». Всю жизнь балерина помнила эти слова, они вдохновляли её на победы в самых сложных постановках, как вдохновляла её на нелёгких жизненных рубежах любовь к сыну Александра III, цесаревичу Николаю Александровичу, будущему императору Николаю II. Матильда пережила увлечение великим князем Сергеем Михайловичем, который оберегал её в трудные минуты, жизнь её была озарена большой любовью к великому князю Андрею Владимировичу, от которого она родила сына Владимира и с которым венчалась в эмиграции, став светлейшей княгиней Романовской-Красинской.