Мегафон - [14]

— А ты в самом деле рассчитываешь пройти? — спросил химик.

Каридиус решил оборвать программную речь и заговорить откровенно.

— Вначале я, видишь ли, совсем не рассчитывал. Хотел просто пошуметь немного, в надежде, что одна из старых партий «усыновит» меня; но один знакомый адвокат сказал, что у него предчувствие, будто я пройду.

Эссери кивнул головой:

— Подсознательная мозговая деятельность.

— Ты так это понимаешь?

— Да.

— Ты веришь этому?

— Да, я верю в то, что всякое мышление — это, так сказать, предчувствие.

— Пожалу-уй, — неуверенно согласился Каридиус.

— Наиболее глубокие мыслительные процессы совершенно ускользают от наблюдения и контроля. Мы абсолютно не знаем, что произошло у нас в мозгу, мы просто принимаем готовый вывод.

— Да-а.

— Вот это и есть предчувствия. И я верю в них, потому что больше не во что верить.

Каридиус перешел от теории к практике.

— Значит, ты тоже веришь в то, что меня выберут?

— Я думаю, что адвокат верит в то, что тебя выберут.

— А-а, понятно, понятно.

Двое школьных товарищей собирались уже расстаться, причем каждый думал про себя, что никогда больше не станет искать встречи с другим. Эссери уже нагнулся было за своим свертком, но выпрямился, не подняв его, и еще раз остановил Каридиуса.

— Послушай, — заговорил ученый еще более серьезным тоном, — если ты попадешь в Конгресс, как ты думаешь… сможешь ты изменить закон о патентах?

— А что? — заинтересовался Каридиус.

— Ну, патенты… право на патент… это надо бы совсем уничтожить.

Каридиус уставился на него:

— Господи! И это говоришь ты, изобретатель!

— Да, я, изобретатель. Кого должны, по-твоему, защищать законы о патентах?

— Разумеется, вас, изобретателей, — поспешно ответил Каридиус.

— Да, но законы о патентах нас уже не защищают, — сказал Эссери. — В наше время все люди, занимающиеся изобретениями, состоят на службе в той или иной компании, в тресте. Все они закуплены, как товар, да они и есть товар. И все, что ими изобретается, составляет собственность их хозяев. Единственно, что они получают за свои изобретения — это месячное жалованье плюс один доллар за каждое изобретение, на которое выдан патент.

— И ни цента больше, даже если их изобретение стоит миллионы долларов?

— Вот именно. Человек, который изобрел машину, получает лишь чуть-чуть больше, чем рабочий, который ее обслуживает.

Каридиус возымел, конечно, поползновение, следуя обычаю всякого кандидата, пообещать бороться не на живот, а на смерть со всеми неправдами, какие его избиратель хотел бы уничтожить; но на этот раз, считаясь с тем обстоятельством, что они с Эссери действительно были школьными товарищами, он сдержался и не стал заниматься предвыборной агитацией.

— Видишь ли, — сказал он, — предприятия имеют такое же право нанимать ученых, как и любых других людей.

— Безусловно, это я знаю, но дело вот в чем: законы о патентах имели целью защищать изобретателя, а задачи своей они не выполняют. Напротив, они используются в совершенно иных целях… для угнетения масс…

У Каридиуса мелькнула мысль: уж не помешался ли Эссери?

— Используются для чего?

— Для угнетения масс, хотя бы и косвенным образом.

— Как это так?

— А вот как: капиталист приобретает ряд важнейших и полезнейших изобретений и замалчивает их, не выпускает на рынок, не дает пользоваться ими, потому что эти изобретения создадут конкуренцию какому-нибудь виду продукции, которым он торгует. Вот почему я и говорю, что не должно быть патентов, либо всякий патент должен терять силу, если изобретение не выпускается на рынок в течение одного-двух лет. Не знаю, что именно тут надо сделать, но, честное слово, Каридиус, несправедливо, чтобы горсточка людей использовала все лучшие умы Америки только для собственной выгоды и скрывала плоды их работы из опасения, что сократятся прибыли.

— А зачем же изобретатели идут на такие сделки? — возразил Каридиус.

Эссери развел руками, как человек, который видит, что собеседник упорно его не понимает.

— Как может молодой ученый, только что со школьной скамьи, обзавестись исследовательской лабораторией, хотя бы такого типа, как та, в которой он занимался в колледже, не говоря уже о роскошно оборудованных лабораториях вроде тех, что сооружают наши тресты и заводы? И может ли экспериментатор-одиночка соперничать с группой опытных специалистов, занятых той же проблемой и заранее уверенных, что они найдут с полдюжины решений? Нет, тресты владеют оборудованием точно так же, как заводскими машинами, и лишь нанимают людей, чтобы обслуживать его.

Каридиус задумчиво поджал губы:

— Что же ты предлагаешь?

Эссери весь вспыхнул:

— Я считаю, что продукт работы человеческого мозга должен быть так же неотъемлем, как человеческая свобода.

— Но если так рассуждать, я не вижу особой разницы между мозгом и мышцами; и то и другое — дары природы, которыми она наделила человека; отчего бы тогда не объявить таким же неотъемлемым и продукт работы мышц?

— Однако голова ведь всегда ценилась выше мышц!

Каридиус, прищурившись, взглянул на своего старого приятеля.

— Послушай, Эссери… скажи мне, что ты изобрел такое, что тебе тяжело отдавать в руки компании?

— Я? Почему ты думаешь, что я что-нибудь изобрел?