Мефистофель и Андрогин - [12]
Рассматриваемые в своей совокупности различные опыты и оценки внутреннего света, засвидетельствованные в Индии и в индо-тибетском буддизме, складываются в исключительно разветвленную систему. Опыт света означает, по преимуществу, встречу с высшей реальностью; вот почему утренний свет обнаруживают, когда осознают собственное «Я» (Атман), или когда проникают в самую суть жизни и космических элементов, или, наконец, когда умирают. Во всех этих обстоятельствах разрывается пелена иллюзии и невежества. Человек внезапно оказывается ослеплен Чистым Светом, то есть погружается в бытие. С определенной точки зрения можно сказать, что мир непосвященных, обусловленный мир оказывается преодолен — и что дух вырывается в область абсолюта, которая является одновременно областью бытия и областью священного. Брахман, равно как и Будда — это одновременно знак священного и знак бытия, знак высшей реальности. Индийская мысль отождествляет бытие, сакральное — и мистическое знание, акт, посредством которого человек осознает реальность. Вот почему Свет встречают иногда во время медитаций над бытием — как в упанишадах и в буддизме — а иногда при попытках провидеть сакральное, как это бывает в некоторых формах йоги и в мистических учениях. Поскольку бытие отождествляется с сутью сакрального, божества неизбежно оказываются светозарными или показываются своим поклонникам в виде световых эпифаний. Но и люди тоже испускают свет, если отказываются от системы обусловленности, характерной для профанов, то есть если они овладели высшим знанием и достигли области свободы. Для индийской мысли свобода связана с знанием: тот, кто знает, кто постиг профанические структуры бытия, тот в жизни достиг освобождения, тот уже не подвержен воздействию космических законов; отныне ему дана божественная спонтанность, он уже не движется, как люди-автоматы, согласно причинно-следственным законам, а «играет», как боги — или как языки пламени.
Перейдем к выводам: для индийской мысли свет, увиденный в мистическом откровении, — это синдром трансцендентности здешнего мира, мира непосвященных, существующего по законам обусловленности, и достижения другой сферы существования — сферы чистого бытия, божественного начала, высшего знания и абсолютной свободы. Это, главным образом, знак откровения высшей реальности, лишенной каких бы то ни было свойств. Вот почему она переживается на опыте как яркий белый свет, который вначале ослепляет, а затем человек исчезает в нем, растворяется бесследно. Ведь следы связаны с персональной историей индивидуума, следовательно, с памятью об эфемерных и, в сущности, ирреальных событиях, то есть с теми элементами, которые не имеют ничего общего с бытием. Тот, кто встречает Свет и узнает себя в нем, достигает трансцендентного существования, которое мы не в силах себе вообразить. Мы можем понять только то, что для нашего мира он навсегда умер — а также что он умер для всех остальных миров, в которых возможно после-существование.
Обращаясь к Китаю, мы видим, что и там опыт света тоже означает выход за пределы профанического существования. «Когда человек достигает высшей степени душевного покоя, — пишет Чжуан-Цзы (гл. XXIII), — он излучает небесный свет. Тот, кто развил в себе этот небесный свет, видит внутреннего Человека (истинное „Я“). Только посредством этой духовной практики человек может достичь вечности». Встреча со Светом может произойти как спонтанно, так и в результате долгой аскезы. В эпоху правления династии Мин (XVI век) один ученик расположился рядом с учителем, который более тридцати лет предавался медитации в пещере. Однажды ночью ученик этот, идя горной тропой, «почувствовал, как внутри его тела циркулирует молния, и услышал раскат грома в вершине своей головы». Гора, ручей, мир и его собственное «Я» исчезли. Этот опыт продолжался «время, за которое сгорают пять дюймов ладана». Затем он почувствовал, что стал совершенно другим человеком и что его собственный Свет очистил его. Позже учитель объяснил ему, что в течение тридцати лет медитации переживал этот опыт довольно часто, но научился больше не принимать его во внимание, и научил своего ученика, что даже этот мистический опыт следует отстранять от себя>53.
В этом примере опыт переживания внутреннего света указывает на прорыв в другие уровни, но это не влечет за собой с неизбежностью, как в Индии, встречи с высшей реальностью. Между тем, некоторые психофизиологические техники, выработанные — или систематизированные — в неодаосизме, придают большое значение опыту разных видов внутреннего света. Целая группа упражнений, обнаруживающих некоторое сходство с йогой, ставили своей целью так называемое поглощение (абсорбцию) дуновений. Эти упражнения состоят в медитации над дуновениями, которая продолжается, пока человек не начинает различать их цвета — и в этот момент их поглощать. Дуновения визуализируются таким образом, как если бы они шли из четырех основных направлений и из Центра — то есть из всего Мироздания целиком — и человек глотает их, заставляя проникать в свое тело. Благодаря этому космическая энергия — которая есть одновременно и сущность жизни, и источник бессмертия — наполняет тело изнутри, озаряет его и изменяет; ибо идеал даосизма — не освобождение, а славная и просвещенная Жизнь, блаженство существования, безупречно вписывающегося в космические ритмы.
