Медвежьи невесты - [28]

Юра поставил дочь и унёс Тайну за сарай, подальше от глаз Людочки.

Но она по-прежнему не могла оторвать взгляда от кровавого пятна, нелепого, как пролитые красные чернила на нарядном белом листе, где должны были появиться стихи или письмо, и всхлипывала: «Тайна».

— Моська! Кто Моську обидел? — выбежал на суету во дворе Валерик и тут же сам всё понял.

«Тайна?» — вопросительно посмотрел на мать. В голосе мальчика дрожали слёзы.

Нина кивнула, опустила взгляд.

Спрятал глаза и Валерик, чтобы не видно было подступивших слёз, но солёные ручейки бежали уже по щекам.

— Пойдем, Моська, поиграем, — увлек сестру обратно в дом.

Играть Людочка не хотела. Ни полосатый мяч, ни резиновый заяц с отгрызанным (Тайной!) ухом теперь не радовали её.

А утром, проснувшись, Люда увидела у кровати большую коробку, торжественно и празднично перевязанную голубой лентой. Вечером её не было. Девочка зевнула, потянулась, чтобы разогнать обступавшие её (в эту ночь тревожные) сны. Снились снег и красное, истошный лай и старуха. Она наклонилась над кроваткой, и вдруг у неё в руке оказалась голубая лента Людочки, та самая, которая становилась на её темных и мягких кудрашках похожим на цветок или бабочку бантом. И девочка просила: «Отдай мою ленточку», а старуха притворялась, что не слышит. И снился охотник с ружьем. И лес, и снова лай…

Но коробка не снилась. Коробка была настоящей. «Значит, она не украла ленточку!» вспомнила Людочка старуху из сна и обрадовалась, что та ненастоящая.

Руки сами потянулись к голубой ленточке. На секунду остановились: «Можно ли открыть?» Людочка осторожно, как вор, огляделась по сторонам и наткнулась на взгляд матери. Он молча говорил: «открывай». Мама улыбалась. Дверь тяжело заскрипела, и с мороза вошёл отец. Он тоже был причастен к тайне в большой картонной коробке. Глаза его смеялись и обещали что-то доброе. И оно было в коробке. Людочка сильнее потянула за кончик ленточки, и бант осел на пол голубой змейкой.

Детские ручки разомкнули створки коробки. Людочка наклонилась к скрывавшему их подарку и отпрянула. В коробке сидела Женька.

Девочка вопросительно посмотрела на мать, потом на отца.

«Ну же, смелее, бери!» — подбадривали их взгляды.

И Людочка взяла. На неё смотрели глупые неподвижные глаза. Безвольно болталось тряпичное тело куклы. «Вместо Тайны», — подступило обидой к глазам и горлу, но Людочка почувствовала, что это щемящее расстроило бы родителей.

— Ты что, не рада? — заметила Нина неладное. — Это же Женька. Ты же так просила её.

Людочка покачала куклу, чтобы успокоить родителей. Посадила её на кровать, как это делала Зойка.

Так и сидела Женька целыми днями одна у стены.

Людочка играла другими игрушками.

Весной Тайну похоронили за сараем.

37

… Название оказалось обманчиво, посёлок скрывал свои тайны, но открывал их, конечно, не каждому…

Нине решился поведать в лице вездесущей бухгалтерши Люси…

— Жила у нас в посёлке одна пара, мужик как мужик, а баба гулящая, — открывала она, как карты, прошлое Четвёртого, отсчитывая в конторе зарплату. — Он сначала слухам не верил, а потом застал её с любовником, а дело было зимой. Так он любовника избил, а её, как была голая, так облил смолой и перьями обсыпал. И выгнал на мороз… А вот была ещё история…

… Говорят, что яблочко от яблоньки… Но природа — большая шутница.

Едва ли кто-нибудь, глядя на большие синие с фиолетовым оттенком глаза, нежный полудетский ротик, похожий на лепесток шиповника и чуть вздернутый, как у ангела с картины Рафаэля, носик, догадался бы, что Анюта — дочь вора в законе, пусть исправленного лагерями и, соответственно, трудом, и все же…

Воплощением лёгкости и невинности был и стройный стан девушки, казалось, предназначенный лишь для того, чтобы его обнимал цветочный ветер-забияка. Длинные, чуть волнистые пшеничные волосы тяжестью спадали на упругие девичьи груди с пробивающимися, как цветы из-под земли, сквозь светлые платья, сосками.

В общем, Анюта была настоящей русской красавицей, достойной ни больше- ни меньше кисти Васнецова, если б он родился веком позже.

Мать Анюты умерла, говорили, зачахла, не то от туберкулёза, не то от какой-то нервной болезни, не то от всего вместе.

Другой жены отец не брал — боялся, что не словом, так делом обидит единственную ненаглядную Анюту. Других детей Бог не дал. Но дочка была таким совершенным творением, что, казалось, только чудом воплотилась на земле, а не в фантазиях безвестных художников, сочинивших народные сказки.

Подружки рядом с такой красотой смотрелись уточками рядом с прекрасным лебедем.

Работой дочь отец не нагружал, только отпускал иногда в лес по грибы и по ягоды с подружками, но, конечно, недалеко от дома.

Лето налилось солнцем, запахло ягодами — самое время брать в руки корзинки.

Лучшего места, чем старые бараки, конечно, не найти. Уже полуразрушенные, обильно залитые солнечным светом — малина здесь особенно крупная и слаще, чем выросшая в лесу, где деревья, как заботливые братья, закрывают своими кронами и от излишней сырости, и от излишнего зноя, да тем самым и не дают набрать полную силу.

Набрали подружки полные вёдра, собрались уже домой.