Медвежачье царство - [10]
- К дереву нельзя, оборвет… Велика ль для медведя в веревке крепость, все одно, что нитка. А ежели чурбан, тогда медведю и в башку не вскочит веревку рвать. А петлю распутать он не смыслит. Ему это не показано.
- А ежели зубами перегрызть?
- Тоже не показано…
Разговаривают приятели возле самого медведя, а тот ни глазом их не видит, ни слухом не слышит, ни нюхом не чувствует, будто один в тайге.
Долго медведь по чурбану лапой бил, долго взрявкивал, на дыбах вокруг ходил: стал плевать на веревку.
- Четвертые сутки тебя, окаянного, таскаю… Тьфу!
Чихал, пофыркивал да так упарился, аж волком взвыл и поволок за собой на веревке чурбанище.
Приятели за ним.
Вот вышел медведь на самый край страшительной пропасти, аж жутко глазам взглянуть, глубь непомерная.
А медведю любо, - закричал от радости:
- Дождался, окаянный!.. Вот я те сейчас удостоверю.
Всплыл на дыбы, схватил чурбан в беремя, размахнулся, да как бросит его в пропасть.
Чурбан-ух! Веревка за лапу - дерг!
Ну, ясное дело, и медведь в пропасть загремел
У Терехи сердце обмерло, схватился за березку, глянул вниз: а медведь по острым камнищам грох, грох, грох… Вот уж с махонькую собачонку стал. Страсть глыбь какая, а все еще кувыркается.
- Пойдем, посмотрим… Любопытно…-и с помощью перышка волшебного живчиком спустились приятели на дно провалища.
Холод на дне, темень, сырость и чуть слышно ручеек журчит.
Тереха вышиб искру, зажег кусок бересты.
- Вот он.
Лежит медведь, свернувшись,! не дышит, не рявкает. А чурбана уж нет: в щепы разбился, только петля_все еще на лапе.
- Царство тебе небесное… - сказал, крестясь, Тереха и скривил слезливо рот.
- Так дураку и надо…- сказал Мишка и потрогал медведя лапой.
Ловко истолкло всего… кости в шкуре, как труха в мешке.
Береста догорела, тьма кромешная залила всю пропасть. Надо уходить.
Взглянул Тереха вверх, чтобы прикинуть глазом, высоко ли им карабкаться.
- Мишка! Глянь-ка, звезды… Неужто ночь?!
Задрал вверх нюхалку и Мишка:
- Ночь… Вот и месяц светит…
- Как же так, ведь день был?
- А уж не могу тебе сказать… Я никаких арихметиков ваших не учил, неграмотный…
- А чистописание учил?
- Чистописание? Кажется, тоже не учил…-ответил простоватый Мишка.
- А поведение?-подтрунивал Тереха.
- Учил, учил, поведению цыган обучал меня: поведет-поведет, да кнутом по морде.
Тереха засмеялся:
- Нет, поведению так не обучают… У нас, бывало, в школе учитель Прокофий Сидорыч…
Но его прервал вдруг голос:
- Садитесь, братцы, в лодочку… Журчеек журчит, куда надо, принесет…
Видит Тереха: два глаза блестят, от них лучи идут, в лодку ударяют, ручеек веселый серебрят.
- Здравствуй, филин-батюшка!- враз крикнули товарищи.
- Здорово, ребятенки… Что, не наскучило по тайге бродить?
- Нет, нет, филин - птица вещая…
- Ну, ин, живите, коли так… Садитесь скорей в лодочку… Журчеек журчит, куда надо принесет…
Ох и понеслась-понеслась легким бегом лодочка, вскинешь вверх голову, в ущельи звезды золотые видно, а кругом темным-темно.
Вот светлей, светлей становиться стало, вдруг звонкий ручеек в озеро вбежал, лодочку на отмель выбросил.
- Батюшки, день! День!.. - вскричал Тереха.
- И не лодочка это, а перышко волшебное!-вскричал медвежонок.
- И озерина эта наша… Вот и цыганка обед варит!..- волчком закрутился Тереха от радости.
Встретила их цыганка приветливо.
- А отчего это, сестрица, мы видели днем ночные звезды?-спросил Тереха.
- А это уж так положено… - ответила цыганка.- Я как-то маленькая в глубокий колодец по веревке лазила. Как лезла-солнце вовсю светило, а взглянула снизу: ночь, звезды ходят. Это уж в небе такой фокус заведен… Понял?
- Понял, - сказал Тереха.
VIII. Черный - Как ухлопали медведя - О чем Тереха плакал - Два силача
- Знаешь, Тереха,- сказал вечером медвежонок,- вот дождемся ночи, да пойдем в тайгу бродить… Любопытно…
- А что ж,-обрадовался Тереха.
Вот пошли они ночью по тропинке зверючей, идут, озираются…
Глядят: у костра охотники чай пьют, трое их. А поодаль шесть собак врастяжку спят.
- А где ж твой Черный?-спросил охотник другого.
Тот ответил:
- Где… Нешто не знаешь?.. В отдаленьи дремлет: ежели мы разговоры ведем, ну, значит, ему отдыхать можно, а замолчим, ну, значит, мы спать легли… Тогда он начнет возле костра, этак на версту, круги давать, да полаивать, чтоб зверь не подошел.
Тереха с Мишкой побежали на Черного взглянуть.
Сажен с полсотни отбежали, нашли.
- Эта собака-зверовая, медвежатница, - сказал Тереха.
- Видишь-уши у ней торчком, хвост с закорючиной и ноздря рваная.
А Черный спал. Крепко спит, а левое ухо нет-нет да и насторожит к костру.
Вот смолкли там.
Черный шевельнул ушами, взлаял.
- Спи, Черный, спи!-закричали от костра и громко заговорили.
Будто понял Черный, опять заснул.
А как смолк говор окончательно, открыл Черный свои черные глаза.
Тихо, спят.
Черный побежал большой круг давать, охотников стеречь.
- Опять сюда придет, - сказал Тереха.
Верно: бежит пес, воздух обнюхивает, ушами пошевеливает. Сел. Посидел немного, опять в поход. Да этак до самой до утренней зари кружил.
И вдруг где-то вдали сердито заливчато залаял.
- Зверя выследил! - крикнул Тереха. - Охотники бегут! Айда!!
Вот побежали они вместе с охотниками, с собаками в ту сторону, где Черный лает-надрывается.
