Медведи в икре - [96]

Шрифт
Интервал

старался удержать ее на ногах, а мы прикрепили ремни к стропилам стойла и пропустили их у нее под животом. На какое-то время это ее поддерживало, и она стояла сама, но потом бессильно повисла на веревках.

Чем больше слабела Нур Джахан, тем тяжелее становилась атмосфера в доме, потому что кобыла была всеобщей любимицей — китайцев, афганцев, индийцев и пуштунов. В довершение всего на наш дом обрушились всякие катастрофы, посланные Богом, Аллахом и Митрой.

Первым несчастье произошло с Миджет, которую мы с блеском выдали замуж за любимую овчарку короля Захира. Она собиралась рожать. Однажды она отправилась поплавать в оросительной канаве и пропорола живот разбитой бутылкой. Когда я на руках доставил ее домой от ветеринара, щенки вот-вот должны были появиться на свет. Через два часа она принесла помет из семерых — двое родились мертвыми.

А Нур Джахан в своем стойле все слабела. К этому времени ветеринар уже утверждал, что мы ее потеряли, и предложил ее пристрелить. Но Янг и все остальные в доме гневно отвергли это предложение.

— Он не доктор, — повторял Янг. — Он чертов дурак. Он не делает людям лучше. Он убивает людей. Когда он сюда приходить может снова, мы застрелим его.

И Янг погрозил пальцем в дверь вслед вышедшему ветеринару.

А затем произошло землетрясение.

Я сидел у огня в своей комнате, развлекая журналиста из «Нью-Йорк Таймс». Корреспонденты в те времена обычно добирались до Кабула каждый високосный год, и когда кто-то из них объявлялся, это было нежданным подарком. Обычно журналист оставался на несколько дней и задавал свои привычные вопросы о политической, военной, моральной, экономической обстановке и о ночной клубной жизни в Афганистане. Он даже спрашивал о землетрясениях. Я объяснял, что землетрясения в Афганистане бывают, но это неопасно. Одиночные толчки — вообще пустяк. Повторяющиеся двойные толчки бывают очень редко, и их можно игнорировать. Тройные толчки происходят так редко, что никто не знает, опасны они или нет.

Внезапно комната начала трещать, и картины на стенах скосились на сторону.

— Не придавайте этому значения, — сказал я. — Это легкий тремор.

Корреспондент немного успокоился.

Вдруг еще один толчок потряс комнату.

— А вот это уже необычно, — прокомментировал я, и корреспондент беспокойно заерзал.

С третьим толчком на потолке появилась трещина, и настоящий дождь из штукатурки окатил нас.

На этот раз мне уже ничего не хотелось комментировать. Мы с корреспондентом напряженно застыли на своих стульях и молча смотрели друг на друга.

Внезапно труба камина, казалось, отошла в сторону от стены, и жестокая конвульсия потрясла весь дом.

Трудно сказать точно, сколько нам понадобилось времени, но, наверное, прошло не больше нескольких десятых секунды, как мы выскочили через дверь в сад.

Землетрясение закончилось так же внезапно, как и началось, и мы со всей возможной неспешностью вернулись в дом.

— Напомните мне утром, чтобы я об этом написал заметку, — сказал корреспондент. — Она будет называться «В Афганистане землетрясения не представляют опасности».

Если не считать потолка и трещины в трубе, землетрясение не принесло заметного ущерба — но оно оставило свою метку на духе дома.

Однажды Янг пришел ко мне в полном смятении:

— Хозяин, я знаю, что неправильно — это ваш сокол. Птица в доме всегда к несчастью. Пошлите птицу прочь, пожалуйста.

Я засмеялся и сказал, чтобы он не слишком верил в старые сказки китайских теток.

— Но, хозяин, — настаивал он, — смотрите, что случилось. Лошадь больная, собака, щенки подохли. Теперь землетрясение, и смотрите, что случилось со мной!

Он наклонил голову и показал большой порез на голове.

— Но Янг, сокол не царапал когтями твою голову, ведь так?

— Нет, я ударился головой об окно, но это вина сокола.

Янг особенно не любил сокола. Я думаю, он ненавидел его даже больше, чем ветеринара. Быть может, это из-за того, что Конфуций или другой китайский философ запретил держать птиц в домах. Но я скорее склонен думать, что причиной было то, что сокол наводил в доме беспорядок и оставлял свои «визитки» на каждом предмете мебели в пределах своей досягаемости — а достичь он мог очень многого.

Весь мой дом был на грани мятежа. Болезнь Нур Джахан низвела моральный дух чуть не до полного исчезновения, и я почти потерял контроль над своей командой в составе повара, мальчика-слуги, официанта, конюха, уборщика конюшни, садовника и псаря.

Потом я подумал о Ветеринарной школе Пенсильванского университета. У нас дома ее всегда считали лучшей по лечению лошадей. Я сочинил телеграмму в школу, описав как можно точнее все симптомы, которые появились у Нур Джахан. Я попросил мне ответить как можно скорее и посоветовать, что делать. В те времена телеграммы из Кабула проходили через полдюжины систем связи, и каждая взимала свою немалую плату. Так что телеграмма в Филадельфию стоила мне по доллару за слово. Не помню точно, во сколько мне это обошлось, но, во всяком случае, немногим меньше, чем стоила сама кобыла.

Пока мы все ждали ответа, инициативу взял на себя повар, истовый мусульманин по имени Саади.

Однажды вечером я сидел в зале со своим соколом на моем запястье — это был обязательный ритуал в рамках тренировки молодой птицы. Афганские борзые лежали на своих ковриках перед огнем. Щенки овчарки находились в своих корзинках возле двери. Вошел Янг и объявил, что слуги хотят видеть меня. Я сказал, чтобы он их пустил.


Рекомендуем почитать
Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.


Уголовное дело Бориса Савинкова

Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.


Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.