Медсанбат - [16]

— А с водителями тоже будете полевые занятия проводить? — снова спрашивает Широкая.

— А как же. И без скидок, как с вами.

— Не завидую я хлопцам.

Лейтенант увидел Шубину, которая стояла поодаль. Она была серьезной, и такой разговор ей не нравился. Шевченко подошел к ней.

— Я вашу просьбу не смог выполнить, — произнес тихо. — Замотался с автомашинами... Вы уж извините...

— А я на вас надеялась, — обиженно сказала Аленка.

— Я обещаю вам, обязательно привезу краски, мне ведь еще придется бывать в городе.

Аленка не проронила больше ни слова. Было видно, что она обиделась.

— Почему Шубина обиделась? — спросил лейтенанта Уралов.

— Просила привезти краски... — и замолчал.

— А-а...

Осеннее солнце скрылось где-то за лесом.

14

Известие о том, что соседняя стрелковая дивизия грузится на фронт, принес в командирскую землянку Уралов.

— Теперь за нами очередь, — сказал он.

— С тремя винтовками на батальон?! — удивился Варфоломеев.

— Их дивизия, по-видимому, вооружена лучше нас, — вмешался в разговор Шевченко.

— Точно так же, как и наша, — ответил Уралов. — Как вы выражаетесь — три винтовки на батальон.

— Не может быть?!

— Все может, — сказал Горяинов, расставляя на шахматной доске фигуры. — Удивляться сейчас чему-то не приходится.

Горяинов участвовал в финской кампании. Весь их пятый курс послали на Карельский перешеек. И они, без одного семестра врачи, оперировали и перевязывали, накладывали шипы, мерзли и погибали. Он-то знает, что такое война. На войне много неожиданностей, много непонятного и страшного.

Шевченко вышел из землянки. Небо заволокло тучами, подмораживало. Из головы не выходили слова Горяинова: «Удивляться сейчас чему-то не приходится».

Возвращаться обратно в командирскую землянку не хотелось. Горяинов с Ураловым будут сражаться в шахматы до полуночи, не заснешь.

Зашел в землянку, где жили девчата. Теперь он не их командир. Хотя как сказать, двенадцать сестер и санитарок в штате его взвода, правда, сейчас их распределили по разным взводам. Только к одному Комаревичу пять санитарок откомандировал. Хозяйственного аппарата не хватало. А дел у командира хозвзвода при формировании невпроворот.

Дверь землянки скрипнула, выбросив пучок тусклого света. С пустым ведром выбежала девушка, чуть не налетев на лейтенанта.

— Ой! — вскрикнула Шубина и остановилась. — Кто это?!

— Лейтенант Шевченко.

— А, это вы? Я так испугалась.

— Чего ж пугаться? Фашисты сюда десантников пока не забрасывают. Далековато.

— А диверсанты? Разве их нет?

— Сейчас наши враги там, на фронте... Я, собственно, к вам.

— Ко мне?!

— Я завтра буду в городе. Смогу зайти к вашей тете. Что ей передать?

— Не стоит заходить, — перебила его Шубина. — Два дня назад военврач Травинский все, что надо, привез.

«Травинский... Да, да, он ездил в госпиталь навещать командира медсанбата. А откуда он узнал о просьбе Шубиной? Может, Уралов сказал? Или Аленка сама обратилась к Анатолию Львовичу?»

— Вы на меня сердитесь? — спросил Павел.

— Нет, что вы. По правде сказать, прошло. Я же понимаю, тогда вам было не до моих красок. Да и когда я теперь возьмусь за мольберт? Не до этого сейчас. На фронт скоро.

Как-то Шевченко возвращался из автопарка, если его можно так назвать. Небольшая полянка, огороженная колючей проволокой в один ряд. В центре соорудили смотровую яму. У входа маленький навес с каптеркой. Охраняли автомобили два водителя. Пост Шевченко проверял часто.

И бойцы всегда были на месте.

По пути он чуть не наткнулся на Травинского, который разговаривал с Шубиной. В руке он держал сверток. «Наверное, охрану парка проверял», — решил Шевченко.

— Значит, ты отказываешься взять? — говорил он Аленке. На лице улыбка, а в затуманенных глазах недоумение. — Красноармейский паек не так уж сытен.

— С меня хватает. На гражданке я не лучше ела.

— Да бери. Чего стесняешься? — расплылся в улыбке Травинский. — Здесь только консервы и колбаса. Мне из города передали.

— Нет, нет. Спасибо!

Она сделала шаг в сторону, ей, наверное, хотелось уйти, потому что он слишком пристально смотрел на нее.

— Ну, как знаешь...

Травинский ехидно посмотрел вслед девушке.

«Ага, получил от ворот поворот? Так тебе и надо! Он рассчитывал, что она доверчива, глупышка. Ишь, как начинает, с подарочка! А дома, наверное, жена, дети».

Павел повернул влево, чтобы его не заметили, и поплелся в командирскую землянку.

15

Горяинов снял гимнастерку, вышел умыться. Вернулся посвежевший, с мокрыми волосами, посмотрел в зеркальце, потрогал пальцами загорелые до черноты щеки, сказал, обращаясь к Уралову:

— Ну вот, Борис Николаевич, и ответ на ваш вопрос. Сегодня грузится первый эшелон нашей дивизии. Вот тебе и комиссии из Москвы, и все такое. Немцы под Москвой...

Уралов молчал. Молчал и Шевченко. На сердце кошки скребли. Ведь дивизия не вооружена. А что делать? Положение на фронте тяжелое. Гитлер оккупировал Украину, Белоруссию, Эстонию, Латвию, Литву, часть России. Теперь рвется к Москве. К самому сердцу Родины. Почему отступаем? Наверное, недооценили противника. А теперь? Нельзя Москвы отдавать! Отдать Москву — отдать то, что создано, что с таким трудом завоевано. Да ведь без оружия как воевать!