Медсанбат - [12]

— Товарищ лейтенант, разрешите подарить вам один рисунок.

— Мне?!

— Вам. Я его здесь нарисовала по памяти. Нет, серьезно, возьмите.

Павел осторожно развернул кусок ватмана и вздрогнул:

— Девушки бросают гранаты?!

Вдруг он крепко пожал руку Шубиной и глухим голосом сказал:

— Спасибо! Я вам помешал рисовать?

— Нет, нет. Где бы я еще могла поговорить с вами и подарить рисунок. Да я скоро пойду в расположение батальона. Еще немного помазюкаю...

— Ну зачем же так. У вас получается... Скажите, а ваших рисунков нигде не печатали?

— Иногда. В «Красном следопыте», журнале. Во Дворце пионеров выставка моих рисунков была. Меня даже путевкой в Москву наградили. Я была в Третьяковке. А сейчас, как подумаю, что немцы продвигаются к Москве, сердце замирает!

Она стала собирать тюбики, кисточки, свернула холст.

— Я тоже пойду с вами в расположение батальона. Не возражаете?

— Пойдемте. Только не обижайтесь, что я вам помешал.

— Нет, нет, что вы!

Павел не нашел своей палатки на старом месте. Шубина сказала, что его вещи, видимо, перенесли в командирскую землянку. Когда Шевченко зашел, там был только Горяинов. Он ходил и по привычке потирал руки, будто только вернулся с мороза.

Поздоровались.

— Ну что, отбыл наказание? — спросил Николай Александрович. — Это тебе, товарищ Шевченко, наука: не лезь поперед батька в пекло, так у вас говорят. Знаешь, тут было раздули дело вокруг тебя. Чуть преступником не сделали. Хорошо, что хоть начальник штаба дивизии заступился. Вы что же, и из учебных винтовок стреляли?

— Стреляли.

— А впрочем, мне правятся такие бесшабашные смелые люди, как вы. Парадокс. Полки дивизии уйдут на фронт, не бросив ни одной боевой гранаты. А медсанбат отстрелялся по всем статьям. Ты знаешь, Павлуша, тут у нас строевой смотр частей был. Девчата прошли лучше всех. Дисциплина строя, равнение, четкий шаг — залюбуешься. Ну, а мы, мужчины, немного подкачали. А то бы первое место нам по строевой обеспечено. Здорово, правда!

— А как комбат?

— В госпитале. Травинский навещал. Говорит, что обойдется без ампутации ступни, возможно, в батальон вернется.

Зашел Уралов

— Павлуша, здравствуй! Как хорошо, что ты вернулся. Комаревича командиром хозвзвода ставим. У него, кажется, хозяйственная жилка есть. Правда, требовательность слаба. Без тебя здесь девчата маленько передохнули. Больше на медицину нажимали, В общем, забираем от тебя Комаревича.

— Слышал.

— От кого?

— От Шубиной,- и замолчал, смутился, увел глаза в сторону, покраснел.

— А чего краснеешь? Хорошая девушка. Уралочка. Не избалована, хотя росла без родителей. Эх, не было б войны, сосватал бы я тебя! А теперь ты присматривай, чтобы не охмурил ее какой-нибудь интендант или медик.

«А он всю родословную Шубиной знает». Видно, не случайно сказал это Уралов. Но Шевченко молчал. Что он мог ответить? Аленка Шубина девушка как девушка. Только сейчас не до этого. Фашисты Украину оккупировали. Да разве только Украину!

Прибежал связной.

— Лейтенант Шевченко, к комбату!

10

Снова научение уставов и наставлений, полевые занятия, и скидок на слабый пол почти никаких. Теперь они в большинстве сами младшие командиры. А с командиров больше спрос.

Шевченко осмотрел выстроенный взвод. Это были уже не те девушки, которых он видел сначала. Они с честью выдержали первые испытания.

Сегодня Шевченко проводил тактические занятия. Девушки едва успевали. Он заставил взвод прочесать лес, окапываться у болота, ползти мелким кустарником.

Не допускал никаких послаблений. Вот и полоса препятствий. Сначала ползли одиночки, потом отделения, которым ставились и менялись задачи, зорко смотрели боевые дозоры и держали наготове оружие, хотя и изготовленное Комаревичем из деревяшек. Все как в бою.

Командир взвода наблюдал за всеми, поправлял одних, поощрял других. Особенной похвалы удостоилось отделение Натальи Трикоз. Он даже хотел объявить благодарность Широкой, но передумал: еще рано. Никому и в голову не приходило, что его мысли могут быть заняты еще чем-то. А между тем он думал об Аленке Шубиной. Все было так хорошо, пока не прибыл в батальон военврач Травинский. Павел не мог без обиды и волнения вспомнить о том, что вчера вечером Анатолий Львович долго разговаривал с Шубиной. После встречи в лесу девушку словно подменили: она сторонилась его, и не слышно было ее веселого смеха, не видел ее улыбки.

Что он — влюбился? Эту мысль отгонял от себя. Скорее, старался отогнать, но сердце при виде Шубиной учащенно билось. Он просто не хотел, чтобы она встречалась с Травинским, который временно исполнял обязанности командира батальона и, наверное, не сомневался в успехе. Он ведь не случайно с ней встречается — хочет соблазнить!

— Перерыв десять минут! — раздается команда.

— Наконец-то передых, — сказала Широкая. — Эх, соснуть бы минуток шестьсот!

Собирались группами, в основном по своим отделениям. Только возле второго отделения вроде было больше людей. Трикоз закинула обе руки за голову, сцепила их на затылке. Он услышал ее возбужденный голос:

— А знаете, какой у нас месяц в степи! Ночью хоть газеты читай. Слышали песню «Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная, видно, хоч толки збирай»? В степь выйдешь — смотришь, смотришь и не насмотришься. А воздух какой? Дышишь, дышишь и не надышишься...