Медовый месяц - [60]

— Вот она, — еле слышно выдохнула я, не в силах говорить громче.

Но он и так все понял. Наклонился над ней. Я же не могла заставить себя даже посмотреть на нее, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться. Я ненавидела себя за эту трусость, но ничего не могла с собой поделать. Мне было очень страшно, меня била дрожь. Пока моя рука находилась в его руке, словно некая физическая и моральная сила перетекала из его тела в мое, и я держалась. Но стоило мне остаться без этой опоры — и я сломалась, растаяла под порывами ледяного ветра и дождя. Наконец я заставила себя посмотреть в ее сторону. Саша стоял на коленях и держал ее тело, которое казалось безвольным телом куклы и прогибалось в его руках. В свете мелькнувшей молнии я увидела ее белое неподвижное лицо, остекленевшие глаза, длинные темные волосы с прилипшими к вискам прядями и страшную рану на ее нежной хрупкой шее, похожую на алый яркий кровавый цветок. Я видела ТАКОЕ в кино, когда, чтобы пощекотать нервы, мы с Лизой смотрели ужастики. И во время самых кровавых и жестоких сцен она отворачивалась и закрывала глаза. Я смеялась и стыдила ее: «Трусиха, это же не по правде». — «Все равно страшно», — отвечала подружка, пряча лицо в ладони. А я даже гордилась тем, что я такая смелая и не боюсь смотреть на подобные сцены. Однажды я подумала: а что, если бы все это происходило наяву, а не в кино, как бы тогда я повела себя? Но сама эта мысль была настолько нереальной, что поверить в нее я не могла. Теперь это застывшее бледное лицо, эти глаза, все это было самой настоящей реальностью, отнюдь не дешевыми трюками в фильмах ужасов. А кровь, что стекала из ее горла, тоже была не бутафорской, а самой настоящей…

— Она мертва, — сказал Саша.

И эти два коротких простых слова мое сознание отказывалось воспринимать.

— Что? — спросила я улыбаясь. Да-да, я улыбалась, мой рот сам собой растягивался в идиотской улыбке, и я не знала, как его остановить, как стереть эту проклятую усмешку!

— Что? — повторила я, обнимая себя руками за плечи. — О чем ты говоришь? Я не понимаю.

— Она мертва, — повторил он совершенно спокойно и посмотрел на меня.

— Этого не может быть! Она была жива, она ползла ко мне, она надеялась, что ее спасут, она дышала и двигалась, я сама это видела. Ты мне не веришь?! — Я схватила его за рукав и начала трясти, думая, что он опомнится и скажет: «Конечно, я ошибся, она жива».

Он перехватил мою руку и сжал ее.

— Я верю тебе. Все так и было. Но теперь она мертва. Это правда.

— Но этого не может быть! — закричала я, вырывая свою руку и бросаясь к ней, лежащей на траве, такой беззащитной и маленькой.

Она нуждалась в моей помощи, и я должна была ей помочь. Просто обязана! Я плохо помнила, что было дальше. По-моему, я пыталась нащупать пульс на ее тонком хрупком запястье, услышать биение сердца, пачкаясь в крови, я шептала какие-то дурацкие слова о том, что все будет хорошо, надо только немного потерпеть и т. д. Обещала устроить для нее шикарный пикник, как только она поправится, а это случится очень скоро. В общем, я была не в себе и несла всякий бред. Он оторвал меня от ее тела. Я сопротивлялась, плакала. Чтобы привести меня в чувство, ему пришлось несильно ударить меня по щеке. Эффект был достигнут. Я разрыдалась, но позволила ему себя увести.

— Извини, — он погладил меня по той щеке, по которой только что ударил. — Это было необходимо.

— Я понимаю, не стоит извиняться, — я всхлипнула и шмыгнула носом. — Я совсем потеряла голову. Я просто не могу поверить, я не соображаю, все словно во сне, в ночном кошмаре. Я… мне… — Не в силах продолжать, я закрыла лицо руками.

— Я понимаю, тебе очень страшно, но постарайся взять себя в руки. Пожалуйста, — его голос звучал твердо, но в то же время ласково.

И снова я почувствовала, как от звуков его голоса в моем насквозь продрогшем теле появляется тепло. И страх, парализующий мозг, понемногу отступает.

— Да, конечно, я постараюсь, но не знаю, смогу ли. Мне ужасно холодно, — неожиданно пожаловалась я. — Просто все кости ломит.

— Вот, надень, — он снял пиджак и накинул мне на плечи. — Правда, он тоже весь мокрый, и толку от него мало, но все же…

Я закуталась в его пиджак, и мне действительно стало теплее, хотя, возможно, это было лишь самовнушением.

— Вот и молодец. — Он поправил сползающий с моих плеч пиджак. — А теперь расскажи коротко, как ты нашла ее, что видела и слышала.

— Да почти ничего.

Я сбивчиво рассказала ему, начав с того момента, как услышала крик, и о том, что было дальше.

— Значит, ты никого не видела и не слышала ничего, кроме криков о помощи?

— Нет, ничего.

— Она что-то сказала тебе, когда ты ее нашла?

— Не успела, мне показалось, что она хочет что-то сказать, но она не смогла. Она только хрипела. Я не представляю, как вообще она могла жить и разговаривать с перерезанным горлом! — последние слова я выговорила с трудом. И меня снова затрясло.

Он обнял меня за плечи и прижал к себе.

— Успокойся. Я с тобой. Сейчас я сообщу про убийство, и сюда приедет милиция.

— Как ты это сделаешь? — Я только сейчас заметила, что обращаюсь к нему на «ты», но в данный момент это было уже не важно. Похоже, он сам не замечал этого.