Медовый месяц - [114]

До сих пор она не думала, что имеются основания опасаться за свою жизнь, но даже на таком расстоянии она почувствовала угрозу, исходившую от незнакомца. Он был гораздо крупнее нее, широкоплечий и сильный, с длинными спутанными волосами и черной повязкой, закрывавшей глаз. По его кожаной куртке стекали капельки дождя; джинсы были мокрыми и грязными.

Незнакомец не двигался с места, и у Хани затеплилась надежда, что он повернется и уйдет. Но вместо этого он направился к ней медленными, настороженными шагами.

— Вы вторглись в чужие владения! — Она выкрикивала слова, надеясь запугать его, как пугала многих других.

Не говоря ни слова, он подходил все ближе и ближе, пока не остановился поблизости.

— Что вам нужно? — решительно спросила она.

— Я и сам не знаю. — Он говорил со слабым иностранным акцентом, она не могла понять каким.

Спина ее похолодела от ужаса. Аллея была совершенно пуста, и даже если она закричит, то Гордон и Шанталь не услышат.

— Это частное владение.

— А я ничего и не трогаю. — Его речь была ничем не примечательна, кроме разве легкого чужестранного акцента.

— Сейчас же уходите отсюда, — приказала Хани. — Не заставляйте меня звать охрану!

Она подумала, знает ли он, что никакой охраны здесь нет, — тогда пустые угрозы его не испугают.

— Зачем вам это делать? — спросил он. Хани хотелось убежать, но она понимала, что он догонит ее, прежде чем она доберется до трейлера Шанталь. Мужчина стоял и смотрел на нее, и Хани не покидало тревожное чувство, что он раздумывает, как поступить. Она судорожно перебирала варианты. Наверное, он решает, убивать ее или просто изнасиловать. На мгновение что-то в мужчине показалось ей знакомым. Она вспомнила про все те криминальные телеистории, которые смотрели Гордон и Шанталь, и думала, не могла ли видеть его в одной из них. А что, если он сбежал из тюрьмы?

— Вы не узнаете меня? — спросил он наконец.

— Я? — Душа у нее ушла в пятки от страха. Одно неверное слово, и он окажется на ней. Она стояла как замороженная, и незнакомец сделал еще один шаг.

Хани невольно отступила, вытянув перед собой руки, как будто этот хрупкий барьер мог его остановить:

— Не подходите ближе!

— Хани, это я, Эрик!

Постепенно его слова смогли пробиться к ней через завесу страха, но даже после этого прошло несколько секунд, пока она поняла, кто перед ней.

— Я не хотел напугать тебя, — сказал он плоским, безжизненным голосом, в котором теперь не было и тени акцента.

— Эрик?

С той поры как она виделась с ним, прошли годы, а многочисленные газетные и журнальные снимки не имели ничего общего с этим зловещим одноглазым бродягой. Неужели это и есть тот молодой сердцеед, которого она знала столько лет назад?

— Что ты здесь делаешь? — резко спросила она.

Он не имел права так ее пугать. И не имел права вторгаться в ее владения. Ей наплевать, что в Голливуде он большая шишка. С тех пор как она восхищалась голливудскими звездами, много воды утекло.

— Я увидел указатель примерно за двадцать миль отсюда и вспомнил, как ты рассказывала об этом месте. Вот меня и разобрало любопытство.

Она смотрела на повязку через глаз и его неопрятную наружность. Одежда была помята и испачкана, руки грязные, на подбородке темная щетина. Неудивительно, что она его не узнала. Хани вспомнила про автомобильную аварию, в которую он попал, но теперь она уже не испытывала жалости к людям, которые обладают достаточным везением, чтобы выбираться из несчастных случаев живыми.

Ей не понравилось, что приходится откидывать голову, чтобы посмотреть в его глаз.

— Почему сразу не сказал, кто ты?

Он пожал плечами, лицо осталось непроницаемым.

— Привычка.

Ее охватила тревога. Он стоял, не говоря ни слова, не пытаясь объяснить ни свое появление в парке, ни зловещую наружность. Он просто повернулся и смотрел на нее своим ярко-голубым неподвижным глазом. И чем дольше смотрел на нее, тем больше она утверждалась в тревожной мысли, что она видит зеркальное отражение своего собственного лица. Речь шла не о внешнем сходстве. Здесь было нечто большее — она видела столь знакомую ей пустоту души.

— Ты что, скрываешься? — спросила Хани. — Длинные волосы. Поддельный акцент. И повязка на глазу.

Хани поежилась от холода.

— Повязка — для достоверности. Они вписали ее в сценарии моего последнего фильма. Что до остального, то я не хотел тебя напугать. Акцент уже автоматический. Он у меня для того, чтобы прятаться от поклонников. Я даже о нем не думаю.

Однако казалось, что он втянулся во что-то более серьезное, чем просто в попытку остаться неузнанным поклонниками. Будучи и сама беглянкой, она легко признала себе подобного, хотя и не представляла, от чего ему бежать.

Он посмотрел по сторонам:

— Ни соседей, ни спутниковых антенн. Ты счастливица, у тебя такой уединенный дом! — Он поежился под сырым ветром, все еще не глядя на Хани. — Я сожалею, что так случилось с Дэшем. Он не особо меня любил, но я всегда им восхищался.

В его соболезновании послышалась зависть, и Хани рассердилась:

— Держу пари, что не как актером.

— Нет. Не как актером. Он был прежде всего личностью, а уже потом всем остальным.

— Он всегда говорил, что играет Дэша Кугана лучше, чем кто-либо другой. — Она сжала зубы, потому что они начали стучать. Хани не любила показывать свою слабость. — Он был настоящим мужчиной. О немногих можно так сказать.