Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе - [47]

Де Ла-Ривьер получил наконец у императрицы долгожданную аудиенцию, которой так добивался. Но видимо, он не сумел убедить императрицу в правильности своих теорий, потому что сразу после этого она распорядилась выдать ему из казны 100 тысяч рублей обещанного вознаграждения, и он так спешно покинул Петербург, что дал повод своим недругам злорадствовать о том, что его просто выдворили из России.

Императрица по этому поводу раздраженно писала Фальконе: «Я убедилась, как сочинитель существенного порядка мелет вздор. Я начинаю думать, что этот человек не верит в Бога. Он устраивает свой естественный порядок, как безбожники устраивают сотворение мира, и потом бросает вас. Этот реформатор, который хочет производить свои опыты над народом, который он считает нецивилизованным, видимо, полагает, что мы ходим на четвереньках, и очень любезно дал себе труд приехать с Мартиники, чтобы учить нас ходить на задних лапках. Но уверяю Вас, что во всем этом не было других происков, как дурное поведение одного лица, которому при ином поведении ничего бы не приключилось. Ривьера я поручила Панину, потому что он может обращаться с умами шероховатыми и умеет, когда надобно, посбить спеси.

И Дидро, и князь Голицын, и Вы, и Панин, и я, и сам автор существенного порядка, мы все ошиблись, мы все белены объелись, мы верим письмам, россказням, но мы были глупы, мы должны были знать, что есть и такие, которые стараются надуть. Чтоб не быть ни в чем обвиненной, я велела заплатить ему гонорар, с тем чтобы он как можно быстрее уехал из России».

Скандал с де Ла-Ривьером надолго отбил охоту у Екатерины приглашать всяких реформаторов-экономистов, которые, впрочем, не оставляли ее своим вниманием, прибегая к посредничеству Фальконе. Однажды Фальконе передал императрице просьбу некоего Годефруа де Мелье, рекомендованного ему Д’Аламбером, который желал представить императрице простое средство иметь в течение четырех месяцев 30 миллионов без малейшего отягощения для государства. «Он не просит решительно ничего, – писал Фальконе императрице. – Может быть, что случайно человек этот окажется в своем уме: не зная пределов возможного, я был бы очень рад содействовать успеху дела – ответьте, как ему представить этот проект – лично или в запечатанном конверте?» Екатерина не без юмора ответила ему: «Господин Фальконет, я имею обыкновение отвечать делателям золота и денежных проектов: господа, воспользуйтесь своими выдумками сами, чтобы вам не просить милостыни. Говорят, что следует выслушивать всякий проект, как бы сумасброден он ни был… Я не люблю пользоваться новыми источниками для добывания денег без необходимости. Если после этого я попрошу проект Вашего соотечественника, Вы не поверите ни одному моему слову».

Тем не менее Екатерина помогала многим из тех, о ком просил ее Фальконе, а его просили об этом не один раз. «Вы прислали мне письма Ваших соотечественников, которые оказались в затруднительном положении и просят Вас оказать содействие. Неделя эта не пройдет без их назначения, – писала ему императрица. – Но почему Вы даете мне читать свои письма? Я склонна подозревать, что Вы делаете это для того, чтобы я не думала, что они касаются государственных дел. Не воображаете ли Вы, что я придерживаюсь начал Венецианской республики? Я не люблю инквизиции ни духовной, ни политической».

К содействию Фальконе обратился вскоре и князь Дмитрий Голицын, который осенью 1767 года был отозван из Парижа. Предлогом для отзыва русского посла послужил давний спор между Россией и Францией, возникший еще при Петре III.

Русский император отказывался называть Людовика XV королем, а тот его – императором. В действительности Франция подозревала о существовании секретного договора между Россией и Пруссией, заключенного в 1764 году императором Петром III. Могло ли французское правительство относиться к этому спокойно? Во всяком случае отношения между Россией и Францией осложнились настолько, что дело дошло до отзыва посла. Посол Дмитрий Голицын, который в результате оказался не у дел, написал Фальконе письмо, в котором просил его в переписке с императрицей похлопотать за него. Фальконе переслал его письмо Екатерине, сопроводив его просьбой помочь князю. Просьба Фальконе возымела действие: через некоторое время князь Голицын был назначен послом в Голландию и уехал в Гаагу.

Но в письме Голицына императрица заинтересовалась фразой, в которой князь выражал сожаление по поводу того, что Колло не платят за ее работу. Фальконе оправдывался в ответном письме к Екатерине: «Я написал князю Голицыну, что Колло ничего положительного, кроме милостей императрицы, не имеет, что из числа двух сделанных ею в городе портретов ей уплатили только за один, заказанный Григорием Орловым. Князь Голицын, уговоривший мою ученицу покинуть родину, изумлен и огорчен тем, что ошибся во внушенных им надеждах».

Екатерина II была обескуражена и обещала по своем приезде в Петербург похлопотать о том, чтобы упрочить положение Колло. Она сдержала свое обещание, но Бецкой, которого заставили расплатиться за портрет Анастасии Соколовой, сделанный Колло по его заказу, был взбешен. С его подачи по городу поползли нелепые слухи о том, что Фальконе привез с собой из Парижа молоденькую любовницу, которую выдает за свою ученицу, а сам выполняет вместо нее все сделанные ей заказы, чтобы поддержать придуманную им легенду.