Медный всадник - Это ВАМ не Медный змий... - [18]

Надвигающаяся революция в России — реальный шанс пройти этот путь между “сциллой” мафиозности и “харибдой” богоизбранности “рука с рукой” с Парашей, но для этого еврейству необходимо осознание непонятной всем народам ущербности собственной исключительности.

Информационная смерть еврейства в этом смысле — превращение еврейской мафии в нацию. Весь период в представлении Пушкина должен занять три поколения (поэтому в поэме: и внуки нас похоронят) с момента начала самоидентификации еврейства в Октябре 1917 г., когда масса местечковых евреев хлынула с окраин Российской империи и захватила все ключевые посты в новой — советской государственности. При этом вся информация о происхождении еврейства, о роли древнеегипетского жречества в процессе превращения обычных кочевников-семитов из рабов на уровне сознания в рабов на уровне подсознания тщательно скрывалась периферией жречества Амона вплоть до контрреволюционного августовского переворота 1991 г. (Не в этом ли секрет столь вызывающей откровенности о тайне еврейства Б.Пар-Амон-ова)

В системе древнеегипетских верований Амон — бог дуновения ветра.

«Амон издревле являлся по сути своей богом воздуха (или ветра), о чем, в частности, свидетельствует его имя-”псевдоним” — Невидимый, Сокровенный, — и первоначально входил в восьмерку (огдоаду) божеств-творцов, олицетворенных сущностей первобытного хаоса, из которого, согласно жреческому учению Гермополя, возникло солнце, а с ним и весь мир.» [19]

Возможно поэтому ветру в поэме придаются качества существа почти живого, одушевленного. При этом действие ветра всегда как бы усиливается присутствием дождя, образ которого в верованиях славян и многих других народов также связан с проявлением божественных сил.

Сердито бился дождь в окно

И ветер дул печально воя.

В то время из гостей домой

Пришел Евгений молодой…

…

Как дождь в лицо ему хлестал,

Как ветер, буйно завывая,

С него и шляпу вдруг сорвал.

…

Бедняк проснулся. Мрачно было:

Дождь капал, ветер выл уныло.

Так образно читателю передается ощущение, что все действия Евгения и в первой, и во второй части поэмы сопровождаются или даже контролируются ветром, олицетворяющим некое неприятное божество, общение с которым связано с отрицательными эмоциями. Из того же источника узнаем, что по совместительству бог Амон являлся еще и покровителем лодочников Нила. Этого лодочника-перевозчика мы встретим во второй части поэмы и тогда поговорим о нем подробно.

Пока же, указав на неспособность еврейского гения идентифицировать своих пастухов — знахарство культа Амона, отметим лишь его смутное желание хоть как-то снизить интенсивность контроля со стороны “покровителя лодочников Нила”:

… и он желал

Чтоб ветер выл не так уныло

И чтобы дождь в окно стучал

Не так сердито…

Далее одной фразой:

Сонны очи

Он наконец закрыл.

Пушкин разделяет (по умолчанию) нереальный (по научному — экзистенциальный) мир еврейства и реальный мир всех остальных людей. Другими словами, для Евгения все дальнейшие события происходят при отключенном сознании, т.е. во сне. А что в реальности?

Глава 4. “Злые” волны и “остров малый”

И вот

Редеет мгла ненастной ночи

И бледный день уж настает…

Ужасный день!

Для обыденного восприятия (первый смысловой ряд) ужас — в надвигающемся на город наводнении, причиной которого является изменение направления течения реки Невы под влиянием сильного западного ветра.

Нева всю ночь

Рвалася к морю против бури,

Не одолев их буйной дури…

И спорить стало ей невмочь…

Многоточия в конце двух фраз указуют на присутствие в тексте наряду с информацией по оглашению дополнительной информации по умолчанию, т.е. информации второго смыслового ряда, причем раскрывается содержательно эта информация через несогласованное по падежам местоимение “их”. Поскольку на уровне второго смыслового ряда река — образ толпы, то ужас надвигающегося дня — ужас перед надвигающимся бунтом толпы, бессмысленным и беспощадным. “Народ всегда и для всех ужасен, когда вопль его совокупится воедино…” — писал современник Пушкина М.М. Сперанский (1772 — 1839 гг.) в своих “Проектах и Законах”. Но чьей “буйной дури” не смогла преодолеть толпа? Кто эти “их”, на которых поэт пытается сосредоточить внимание читателя? Ответ лежит на поверхности, хотя и не высказан прямо: в направлении ветра, вызывающего наводнение Невы, — ветра Западного.

Безграмотная масса русских крестьян, искренне стремившаяся к жизни в ладу со многонациональным морем России, действительно не смогла преодолеть буйной дури интернационализма прозападной либеральной интеллигенции. Произведенная в сознании многонациональной толпы “теснившимся кучами за чертой оседлости малымнародом” подмена понятий “многонациональный” на “интернациональный”, т.е. по-русски — межнациональный, обеспечила необходимые условия для беспощадной борьбы всех национальных толп за интересы рассеянной меж нациями Российской империи межнациональной мафии, представители которой бездумно упивались видом разъяренных революционной риторикой масс:

По утру над её брегами

Теснился кучами народ,

Любуясь брызгами, горами

И пеной разъяренных вод.

Далее хорошо видно, что предложенное выше раскодирование несогласованного по падежам местоимения “их” верно. Речь идет о западных ветрах (от залива), западном влиянии, которое заварило революционный котел народного недовольства, опрокинувшийся на государственные институты прогнившей монархии, неспособной к началу ХХ столетия обеспечить необходимое качество управления российской цивилизации: