Медные колокола - [22]

— Зеркальце, милое, а покажи мне теперь столицу нашу Преславицу.

Уф-ф! Хвала богам, стольный город был полон жизни. Несмотря на не ранний час, по улицам болталось довольно много народа. Двери харчевни «Монах и Подкова» постоянно хлопали, впуская и выпуская клиентов. Вывеска, натуралистично изображающая толстого стриженного кружком монаха с гигантской подковой в могучей руке, выразительно подрагивала, намекая на свое заветное желание дать кому-нибудь по голове. В луже у низенького заборчика, огораживающего харчевню, нежилась упитанная свинья.

Я переместилась к одним из городских ворот. И тут всё спокойно. Зачинив на ночь ворота и заложив их здоровенным брусом, удалые стражи порядка слегка расслаблялись, запивая принесенный из дому женами либо детишками ужин мутным бесцветным напитком, добытым явно в ближайшей корчме. Объемистая бутыль с пойлом ходила по кругу. Сидевший в углу хитроглазый стражник уже неспешно перетасовывал новенькую колоду карт — вечер собирался продолжиться на мажорной ноте. Было совсем не похоже, чтобы в городе ощущалась тревога, или что войска приведены в состояние повышенной боеготовности. Напротив, в поведении людей чувствовалась привычная сытая расслабленность.

Великокняжеские палаты сияли огнями, к парадным ажурным воротам то и дело подъезжали нарядные крытые возки и богато одетые всадники на породистых конях в дорогой сбруе. Бал? Прием заморского посольства? Может быть.

Потом вместе с зеркалом я побывала в Березани-городке и в Сторожце, охраняющем порубежье Синедолии с юго-востока. Везде мир, порядок, благодать. Не чувствовалось беспокойства и в крепостях Перепутье и Городень, а также в попавшихся нам на глаза деревеньках.

Будто два разных мира стояли друг против друга — мертвый север с Черным Лесом на краю и вся остальная Синедолия. Нас словно накрыло зловещим пятном, убившим все, до чего оно сумело дотянуться. Выстоял лишь наш лес, что-то ему помогло, защитило.

А в мире живых о нашей беде, похоже, и не подозревали. Хотя… колокола исчезли повсюду! Я тщательно осмотрела все храмы — лишь кое-где на осиротевших колокольнях можно было обнаружить звон-другой — и это вместо привычного многозвонья-то!

— Зеркало, зеркало, покажи мне того, кто может справиться с этой напастью! — взмолилась я. В ответ артефакт сердито замигал, и изображение начало медленно тускнеть. А не задавай таких вопросов!

Спохватившись, я довела обряд до конца, ещё раз согласно ритуалу омыла студеной колодезной водой нравное стекло, прочла запирающее заклинание и устало сгорбилась на табурете, опустив голову на руки. С непривычки и от усталости у меня дрожала даже спина, слегка подташнивало; душа болезненно корчилась от ужаса, жалости и непонимания, но отчаяния не было.

Пожалуй, сегодня я впервые ощутила свою силу. Я смогла!

Тяжело поднявшись на ноги, я потянулась к зеркалу и прижалась лицом к его гладкой полированной раме: «Спасибо тебе, что помогло, не отказало, не побрезговало».

Зеркало возмущенно замигало, — что за вольности, что за панибратство?! — пошло радужными пятнами, а затем на нем появилось моё изображение.

С зелеными раскидистыми рогами и пышными усами.

Ну, всё! Где там у Микеши скалка лежит?!!!

— Значит, говоришь, окрест леса нашего никого не осталось?

Мы с лешим голова к голове склонились над большой картой Синедолии, красиво исполненной на мягкой светлой коже. По краям карта была изукрашена искусными рисунками: загадочные свитки, пухлые младенцы, дующие в трубы, щекастые ладьи с тугими парусами и развевающимися флагами. На местах расположения городов красовались замки с островерхими башенками на крыше, дороги змеились во все стороны, старательно опутывая пространство и бросая вызов времени. На месте болота сидела очень живописная лягушка размером с хорошего вола.

Словом, прекрасная карта! Жаль только, она пролежала в бабушкином шкафу никак не меньше ста лет. А может, и всех двухсот!

Лягушкино болото давно осушили, добывая торф. На месте деревеньки Преславицы вырос одноименный стольный град. Там же, где были нарисованы горделивые башенки, зачастую не осталось не только городов, но и собственно замков, одни развалины, да и те растащили практичные селяне — в хозяйстве, чай, всё пригодится! Часть лесов свели, а освободившуюся землю распахали под лён и гречу. Эти новости краеведенья поведал образованный Горыныч, в отличие от нас изредка всё-таки вылетавший за границы Черного Леса. Грач выглядел крайне сконфуженным: он ничего не знал про мор в соседних деревнях, и был крайне недоволен своей неосведомленностью.

А в остальном — карта как карта. Горы на западе и на востоке, причём те, что на востоке — крутые, скалистые; западные же невысокие, пологие, густо поросшие лесом, изобилующим дичью и нежитью, что и было отражено неизвестным картографом. На севере — глухие леса на сотню верст. С юга же и юго-запада граница Синедолии проходит по высокому берегу могучей реки Светлой. Дальше к югу лежат просторные степи, населенные какими-то не очень дружелюбными кочевыми народами.

— Похоже, никого не осталось, дедушка, — вздохнула я и отчеркнула остро отточенным ногтем полосу на мягкой коже. — Вот отсюда и кверху — пусто. Ниже — живут себе люди как ни в чем не бывало.