Медноволосая девушка. Калмыцкие народные сказки - [67]

А Мерген пришел к хану и говорит:

— Ну что, хан, и третье состязание я выиграл?

— Да, выиграл,— ответил задумчиво хан.

— А если так, то приглашаю вас завтра на пир-хурюм, который я устраиваю в честь невесты нашего Сурумзул-хана.

Пировали они семью семь — сорок девять дней. А как кончился пир, Мерген сказал:

— Теперь нам нора в дорогу, великий Тала-хан.

Хан ответил:

— Я выдаю за вашего хана мою единственную дочь. За нее я отдаю четвертую часть скота всех четырех родов и десять тысяч кибиток. Кроме дочери, у меня никого нет. Я прошу тебя, мудрый Ээде-Мерген, останься у меня, будь моим сыном. Я тебя полюбил.

«Придется согласиться, чтобы все благополучно ушли,— подумал Мерген.— Иначе он что-нибудь придумает и всех нас задержит».

— Я согласен,—ответил Мерген,— я останусь с вами, великий хан.

И вернулся к своим друзьям.

— Мой друг, богатырь Цаган-Дархан! — сказал Мерген,— ты вместо меня поведешь дружину, дочь хана, скот и людей. Где будет длинная черта — там иди. Где будет круг — ночуй. А я через несколько дней вас догоню.

И он попрощался с дружиной, пожелал им белого пути.

Прошло несколько дней. Ээде-Мерген начал думать, как бы вырваться из плена Тала-хана. И он решил притвориться больным.

— Мой хан,— сказал ом,—Я очень болен. Я не могу находиться по дворце: здесь слишком шумно. Дайте мне отдельную кибитку.

— Я все сделаю, что хочет мои сын,— сказал хан.

Ээде-Мерген перешел в белую кибитку, которую поставили вдали от дворца в открытой степи.

Дунгчи Тала-хана объявили по всем его владениям:

—  Кто вылечит сына хана, получит половину его скота!

Приходили мудрые знахари, приходили знаменитые эмчи, но никто ничего не мог понять. А Ээде-Мерген чувствовал себя все хуже и хуже. Он начал худеть и желтеть. Тогда Тала-хан призвал самого главного ламу своих владений.

Мерген узнал, что к нему едет главный лама. «Как бы мне его провести? — подумал он.— Мне поможет дохлая собака! Да. Она лежит недалеко от кибитки». Он притащил собаку в кибитку и положил рядом с собой. Пока приехал главный лама, собака разложилась и начала издавать зловоние. Лама вошел в кибитку и тут же выскочил. Хану он сказал:

— Я лечу больных на расстоянии. Мне не обязательно подходить к больному. И болезнь я могу распознать, даже не заходя в кибитку. Вот шелковая нитка. Пусть один конец ее больной привяжет к своей руке. Я буду держать нитку за другой конец и все узнаю.

Мерген привязал конец нитки к лапе дохлой собаки. Лама долго держал в руках другой конец нитки, а потом сказал:

— У больного омертвели кровеносные сосуды. Других болезней нет. А вылечится он только тогда, когда съест то, что захочет.

Хан обрадовался: значит, можно вылечить любимого сына! И все рассказал Мергену.

— Что хочешь проси, дорогой Мерген! Я дам тебе все, что угодно!

— Что ж, хан, если вы согласны дать мне все, что угодно, то я прошу три лекарства. Сожгите кусок сандалового дерева, пеплом его наполните человеческое сердце и дайте его мне. Потом заколите барана и кровью, взятой из его рубца, наполните человеческое сердце и дайте мне. А потом возьмите два человеческих глаза, наполните их золотом и дайте мне!

— О сын мой, все, что ты требуешь, невыполнимо! Ведь никто из людей не согласится погибать из-за тебя!

И тогда Мерген сказал:

— Отец, приближается час моей смерти. А мужчины умирают в дикой пустынной глуши. Дайте мне двух слуг, которые проводят меня в далекий путь.

Хан согласился и дал двух слуг. Вместе с Мергеном они поехали в степь. Уехали далеко и остановились отдохнуть. «Как бы мне от них избавиться?»—подумал Мерген. И он решил их напоить. Когда те опьянели и заснули, он вскочил на своего светло-серого коня и поскакал назад, к дворцу Тала-хана. Хану Мерген сказал:

— Сколько ни приручайте дикую птицу, она не будет домашней. Сколько ни ласкайте чужого сына, он не будет родным. А вы, хан, не знаете простых вещей. Я действительно для своего исцеления попросил у вас то, что невыполнимо. Но не потому, что для этого нужны были человеческие сердца. Нет, нам они не понадобились бы, потому что вам нечем было бы их наполнять. Вы не знаете простых вещей: сандаловое дерево сгорает без пепла, в рубце барана не бывает крови, а глаза человека ненасытны, и золотом их никогда не наполнить. Ваших верных слуг я напоил допьяна и оставил спать в степи. А теперь, хан, прощайте!

И он взлетел на своего светло-серого коня, объехал дворец по ходу солнца и повернул на северо-запад. Ехал дни и ночи. Ехал без отдыха и без сна. Девятимесячный путь прошел за девять дней и нагнал свою дружину.

«Как прекрасна она,— подумал он, глядя на дочь Тала-хана.— Недаром о ней в священной книге написано, что в сиянии лица ее можно табун охранять, а в сиянии глаз ее можно узор вышивать». И он ехал рядом с красавицей и не знал, что ей сказать.

А она три недели молчала и вдруг спросила:

— Каков он, Сурумзул-Бумба-хан, мой жених?

«А что если я немного пошучу над ханом?»—подумал Мерген и ответил красавице:

— Наш хан всем хорош, но рот у него, как у барса.

Молча ехали еще семь дней.

И вот остался всего месяц пути. Мерген на своем светло-сером коне поскакал вперед, чтобы предупредить о приезде дочери Тала-хана. Через три дня он был во дворце.