Медленный солнечный ветер - [56]

— Дарко? — прошептала она, чтобы удостовериться, что он все еще был здесь. В последний раз Димитрия называла его по имени, когда они прощались на бульваре Славенко. С тех пор она стала называть его "солдат" — коротко и ясно. Димитрия не хотела привязываться к людям, именам, вещам. Она не любила давать им названий — так было проще.

От неожиданности Дарко вздрогнул. Он уже почти заснул, когда Димитрия его окликнула.

— Чего тебе? — спросил он спросоня.

— Да так… — Димитрия перевернулась набок и подложила ладони под голову в качестве подушки. — Мне вот интересно: если бы меня все-таки убили в том подвале, что бы ты делал?

Дарко поразило, с каким равнодушием Димитрия допускала факт собственной смерти. Список человеческих приоритетов с начала войны пошатнулся, но он никак не мог к этому привыкнуть.

Некоторое время он молчал, а затем, понимая, что больше уже не уснет, запрокинул руки за голову, как всегда любил это делать, и начал говорить. За стенкой девушка замедлила дыхание.

— Мы привыкли к потерям, пусть это звучит жестоко. Когда я потерял… — он запнулся, — всю свою семью, я подумал, что и моя жизнь на этом кончена. Но это не так. Может, ты не веришь в это, но ничего не происходит просто так. И неважно — Бог отнял у тебя все самое важное или случай — но главное не это. Все имеет свою цель, свой смысл.

— И в чем же наш смысл? — спросила Димитрия.

— Мы стремимся к самоликвидации. Оставить потомство и умереть. Именно поэтому ученые так долго бились над созданием вакцины, обещающей вечную молодость, но так ничего и не добились. Все в этом мире конечно. И мир тоже конечен.

— А зачем же тогда вы так стремитесь воссоздать человечество?

Дарко усмехнулся.

— Никто не говорил, что мы не имеем право это делать. Ты забыла — оставить потомство и умереть?

Несколько минут Димитрия молчала, обдумывая то, что только что сказал ей Дарко. Если следовать его логике, значит, ничего в ее жизни не произошло просто так? И встретилась она с ним тоже, выходит, не случайно?

Но если у кого-то на руках был сценарий их жизней, то зачем тогда вообще было жить? Зачем принимать решения, если они уже давно всем известны.

Димитрия спросила об этом у Дарко, и тот подумал, что ее вопросы похожи на те, что задают дети годам к пяти.

— Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах на завтра. — Он кивнул, улыбаясь. — Наверное, вся прелесть в том, что мы не знаем о том, что нам суждено, и, наверное, можем даже что-то изменить.

Пока Дарко с такой охотой отвечал на ее вопросы, Димитрия решила задать еще один, немного смущаясь и радуясь тому, что за непрозрачной стенкой этого не было видно.

— А что касается людей… Если нам удастся убедить участников слета, ну… Как они выберут отца моему ребенку? — Это звучало так странно. Димитрия никогда прежде не произносила этого слова по отношению к себе. Но это не ужасало ее — просто для нее это было… ново.

Дарко не счел вопрос Димитрии смешным, как девушка предполагала.

— Есть такое понятие как идеальный родитель. Лучшие гены самых здоровых мужчин соединяются воедино. Все происходит искусственным путем, Димитрия, не волнуйся, — усмехнулся он. — Проблема в том, что искусственную материнскую утробу нам создать пока еще не удалось. Все время что-то идет наперекосяк… Разумеется, Посланцы не в курсе, чем мы тут занимаемся, — иначе бы давно разнесли наши лаборатории в пух и прах.

— А они сами как размножаются?

— Я слышал, что почкованием. — Димитрия и Дарко одновременно прыснули. Обстановка между ними наконец разрядилась.

Дарко уже совсем не хотелось спать — впрочем, как и Димитрии. Оба ворочались с боку на бок, разглядывая густое ночное небо сквозь стекло над головами. Дождь все не прекращался. Отчасти это было хорошо — в такую погодку непрошенные гости их не потревожат, но если дождь затянется — а такое с осенними дождями в последние годы случалось нередко — то не видать им поезда, Сибири и слета как своих ушей.

— Ты спишь? — На этот раз это уже был Дарко. Он слышал, как девушка ерзала, пытаясь найти удобное положение.

— Не-а, — протянула Димитрия за перегородкой. — Мечтаю о чистой одежде, воде и мамином черничном пироге, который она пекла по праздникам.

Девушка задумалась и приложила к перекрытию свою ладонь, точно пытаясь нащупать Дарко по ту сторону стенки.

— Так что с тобой все-таки произошло? Может, поделишься? — Дарко боялся, что Димитрия не захочет касаться этой темы, но она, казалось, уже окончательно остыла после того, как узнала, где Дарко оставил их поклажу. Все равно на поезд рюкзак им взять бы не удалось, так что, по сути, они не так уж много потеряли. За исключением питьевой воды.

Дарко не знал, сколько еще они смогут тут протянуть без живительной влаги. Но эту проблему пока не стоило валить в общую кучу — у них обоих и без того голова пухла.

Он хотел знать, как оказалась у Димитрии эта черная папка и как ей удалось выбраться из подвала. Дарко не верил в то, что Димитрия выбраться самостоятельно. Конечно, она же без него никуда.

И она рассказала ему все. Про чокнутую монашку и про сумасшедший дом, в который почему-то все еще подавалась вода. О тесных камерах (не о своей боязни замкнутого пространства — просто о тесных камерах), о бельевых веревках, о пустых полках из-под лекарств и про однорукого беженца в коридоре.