Медленный солнечный ветер - [32]

Фактор одиночества, внезапно поняла девушка. Эта мысль ошарашила ее как гром посреди ясного неба. Она просто боялась оставаться одной.

— Не спится? — Он поднял на нее свои живые светлые глаза.

Димитрия пожала плечами. Ей нечего было сказать человеку, который вряд ли бы ее понял. Она несколько лет была наедине с самой собой, с глупыми книгами про далекие галактики, а он был в команде, рядом с капитаном. Как ей было объяснить, что она чувствует, если он все равно бы не понял? Ведь у него не было маленькой Весны, в чьей смерти он был бы виноват.

Мужчина в этот момент, глядя на прижавшуюся к дверному косяку Димитрию, увидел в ней маленького испуганного котенка. И он вспоминал свою Эву. Безбашенную, смелую, веселую. Она могла вынести все, а если бы и не вынесла, то Дарко непременно бы ее защитил.

В их обоюдном молчании была своя прелесть. Каждый знал, что другой в этот момент думает о нем, но не знал, что именно.

Димитрия нерешительно шагнула в комнату и, немного замявшись, села на краешек дивана, на котором растянулся ее спутник. Затем так же медленно, будто сомневаясь, что поступает правильно, она подтянула под себя ноги и положила голову солдату на грудь. Она слышала, как тихо бьется его сердце, и ее завораживал этот звук.

Некоторое время они так молча лежали, пока Дарко не услышал тихое посапывание. Даже если бы они были последними людьми на Земле, он не чувствовал бы себя более спокойно.

В этот раз Димитрии не снилось никаких снов. Она просто спала, окунувшись в тягучую черную бездну.

Через несколько часов Дарко пришлось разбудить девушку, хотя ему этого не очень-то и хотелось: она выглядела такой беззащитной, когда спала. Куда пропала ее напряженность, озлобленность, куда испарились ее страхи? Дарко не знал, но чувствовал, что Димитрия тоже оказывает на него какое-то незримое влияние.

— Сколько еще осталось до Белграда? — Девушка спросонья потирала глаза.

— Не терпится попасть на историческую родину? — хмыкнул Дарко, вновь извлекая из рюкзака характерные лохмотья и протягивая их девушке.

— Откуда в тебе столько сарказма, солдат? И почему я снова должна это одевать? Мне казалось, границу мы уже прошли.

Не прошло и мгновения, как мужчина вытащил такой же балахон и для себя.

— Нас не должны заметить, Димитрия, — спокойно пояснил он. — Мир, каким он стал после вторжения, уже не тот мир, в котором ты жила маленькой девочкой. Этот мир не терпит проявлений слабости — он их просто ликвидирует. — И Дарко в воздухе сложил ладони, а затем разомкнул их. Внутри действительно было пусто. — Ты, кажется, говорила, что твоя мать родом из Боснии? Когда-нибудь была там?

Димитрия покачала головой.

— Ну, в школе это было круто: говорить, типа, я боснийская сербка. Тогда это звучало. — Девушка улыбнулась. — На самом деле я дальше Сплита нигде и не была.

— Тем лучше. Может, тогда тебя не так ужаснет зрелище, которое предстанет перед тобой вместо цветущего города. Я там вырос — для меня это сложнее. Это тебе не Сараево, где всегда шли какие-то бои на улицах, — в Сараево оставались только самые стойкие — остальные мигрировали.

— Ты бывал раньше в Сараево? — спросила Димитрия.

— Несколько раз. По работе. — Уточнять, по какой именно работе, Дарко не стал: он не привык рассказывать о себе — так он чувствовал себя уязвленным, как будто кто-то оторвал от него кусок его прошлого.

— А еще где ты бывал?

— На самом деле, много где. В основном, в горячих точках: Испания, юг Италии, Черногория, Пакистан.

— Ты воевал? — уточнила девушка.

Внутри себя Дарко усмехнулся, но вслух ничего не сказал. Даже ему теперь его прежняя работа казалось какой-то немужской, хотя он и бывал в таких местах, из которых многие журналисты живыми не возвращались. Он видел, как умирали люди, несколько раз сам едва не попал под обстрел, несмотря на то, что у него была государственная неприкосновенность как у представителя СМИ. Байя — фотограф, с которым он путешествовал, много раз фактически спасал ему жизнь. Байя был настоящим мужчиной — не то что он, Дарко. Они разминулись с ним в Ереване — это было как раз перед вторжением: Эва позвонила Дарко и хотела, чтобы он срочно приехал.

О том, что Эва тогда сказала ему, он не хотел вспоминать. Эти ее слова он похоронил вместе со своей бывшей невестой. И все же иногда они разъедали ему душу как самая опасная болезнь, поражая его разум и тело.

Димитрия же ответ Дарко сочла за подтверждение ее догадки. Неудивительно, подумала девушка, он действительно выглядит так, как будто всю свою жизнь провел на войне.

Знала бы она, как близко к правде она находилась.

— Так сколько нам идти до Белграда?

— Дня два, если уговорим кого-нибудь подвезти нас, — ответил солдат.

— Подвезти? — перекосилась Димитрия. Слова солдата не укладывались у нее в голове. Не попросят же они об этой скромной услуге кого-нибудь из беженцев, у кого был свой транспорт. Или все-таки попросят? И что будет, если планы Дарко пойдут прахом, и им придется добираться до столицы на своих двоих? Неужели, тогда им придется ждать следующего поезда целых три дня? В этом случае они точно не успеют на этот самый "слет", о котором Дарко говорил с капитаном Лексой.