Медленный солнечный ветер - [24]

На стене висел календарь. Странно, подумал он, обычно во снах я не замечаю таких мелочей. Красным маркером было обведено тридцать первое августа тридцать четвертого года. Наверное, это сегодня.

Дарко оглянулся. За окном происходило какое-то движение, в окна било яркое солнце. Определенно это был Сараево, он узнавал этот город с узкими улочками без труда. Кто-то кричал, но маленькая девочка не обращала на доносящиеся с улицы звуки никакого внимания — привыкла.

Она сидела на маленькой табуреточке, сложив на коленях тонкие руки. На вид ей было не больше пяти, но та серьезность, с которой она смотрела на свою сестру, делала ее старше на несколько лет.

На столе рядом с ней лежал ломоть рассыпчатого черного хлеба, на который девочка все время поглядывала краешком глаза, но все не решалась к нему прикоснуться, как будто ей что-то упорно мешало.

— Мама запретила тебе воровать, Димка. — И она с укором посмотрела куда-то сквозь Дарко из-под светлых пушистых ресниц.

Мужчина обернулся и едва сдержал крик удивления, рвущийся из его груди. Димитрия стояла у противоположной стены, обидчиво скрестив руки на груди. Она старалась не смотреть в сторону девочки, но было видно, что она не так уж и расстроена.

Дарко отметил, что с того времени Димитрия сильно изменилась — только тогда она не была такой худой и, кажется, даже немного повыше. Ее глаза были чистого серого цвета — они блестели и горели при свете солнца, чьи лучи ровными рядами падали сквозь окно. Девушка задумчиво жевала нижнюю губу, невозмутимо разглядывая обклеенную грязного цвета обоями стену.

— Меня не волнует, что мама говорит, — огрызнулась Димитрия, по-прежнему не поворачиваясь к сестре.

Волосы девушки были довольно коротко подстрижены, и Дарко не смог не отметить, что так она выглядела очень даже привлекательной, даже несмотря на подростковую нескладность и неуклюжесть.

— Димка, ты ведешь себя совсем как ребенок! — воскликнула девочка.

— Можно подумать, это мне четыре года, — парировала Димитрия. — И вообще, Весна, тебя не должно волновать, где я беру хлеб. Хочешь знать, его дал мне Авель. Его родители близкие друзья булочника.

Незаметно для обеих девочек в дверях внезапно появилась плоская худощавая женщина с высокими скулами и поджатыми губами. Она уже успела услышать окончание разговора, и теперь с недовольным видом прожигала взглядом свою старшую дочь.

— Прекрати врать, — холодным тоном произнесла женщина, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. — Я прекрасно знаю, какие у тебя отношения с Авелем. Кажется, он не разговаривает с тобой с того самого случая, как ты подбила ему глаз.

— Мама… — глухо простонала Димитрия, и кончики ее ушей налились багрянцем. Обман раскрылся слишком быстро.

Затем женщина широкими шагами пересекла комнату и быстро задернула шторы. Дарко начал припоминать, что эти шторы в маленькой квартирке на Дражской улице висели до сих пор.

— И нечего смотреть в окно, — добавила она. — Ничего хорошего там не происходит.

— Что сказали в новостях, мама? — В глазах Димитрии появилась надежда и она вздернула подбородок, чтобы смотреть прямо на мать.

— Ничего, Димка.

— Как, ничего?

— Электричество отключили, — пробормотала женщина и неуклюже похлопала младшую дочь по голове. Малышка не шелохнулась: она прекрасно понимала, что маме сейчас не до нее.

В комнате повисла тишина. Дарко буквально слышал, как бьются три напуганных сердца, как переплетаются три сбивчивых дыхания. Себя он слышать не мог: его здесь, вроде как, и не было вовсе.

Чтобы скрыть свое разочарование, Димитрия отвернулась от матери и оказалась совсем рядом с невольным свидетелем произошедшего. Дарко она видеть не могла, но ему почему-то показалось, что в ее глазах промелькнуло что-то вроде узнавания, когда она снова начала смотреть сквозь него, в пустоту.

Для него было так странно видеть эту маленькую девочку. Он был старше нее больше, чем на десять лет, и для него она действительно была таковой. Неоперившимся птенцом. Димкой, как называли ее родные.

Теперь Дарко понимал, почему имя Димитрия так плохо вязалось с самой девушкой. На самом деле ее даже звали не так. Димка.

Маленькая Весна решительно соскочила со своего детского стульчика и, подбежав к сестре, кротко обхватила ее за талию. Димитрия не шелохнулась, но было заметно, как потеплело ее лицо. Она любила свою сестру всем сердцем, хотя порой и не решалась об этом говорить.

Бросив на своих дочерей ничего не значащий взгляд, женщина вскоре растворилась в дверях. Ее любовь к ним была другой, но едва ли ее сердце было способно на меньшую любовь. Она считала, что, если она не будет показывать дочерям своих чувств, то им будет легче тогда, когда ее не станет. Наивная, она думала, что война детей не затронет, но у этой войны не было правил, она не выбирала тех, кому было суждено умереть, а кому превратиться в зверей.

Спустя несколько бесконечных минут девочка оторвалась от сестры и, подойдя к окну, принялась растаскивать порознь широкие шторы.

— Ты что, обезумела?! — Димитрия тут же кинулась к сестре и стала оттаскивать ее от окна, но та упорно сопротивлялась, молча, не издавая ни единого звука.