Медленные челюсти демократии - [19]
Средством подавления бунта голодных во все времена была война, то есть не что иное, как бунт сытых. Именно демократическая народная война способствовала прекращению революций и установлению нового порядка.
Англия, прекрасная Англия, первая бросившая перчатку Гитлеру, всегда была контрреволюционной страной, и то, как она последовательно давила Наполеона, и то, как она последовательно стравливала большевиков и фашистов, — действия одной природы. Не то чтобы Наполеон или Сталин несли миру благо, а империалисты не дали благу свершиться, просто любое устройство мира, ставящее под сомнение главенство Британии, — неприемлемо. Черчилль сказал вполне определенно, что ведет войну за сохранение привилегий — то есть за полноценное правление мироуправляющей демократии, за мировой менеджмент. Дрались не с фашизмом, дрались не с идеей расового неравенства, не с лагерями и душегубками, дрались как раз за идею неравенства — такого неравенства, при котором Империя правит миром. Дрались за легитимное неравенство — против революционного. Исходя из этой, главной, задачи мелкие тактические прения сторон не столь уж и важны. Фашист ли, империалист ли, колониалист ли, просто ли созерцатель загородных угодий — история великой Империи расставит все на подобающие места. В конце концов, английский фашист Освальд Мосли был зятем министра иностранных дел лорда Керзона — а внутри большой семьи можно договориться: один проводит границы у Польши, другой их стирает.
Этот бунт сытых, управляемая народная война, стала строительной площадкой новой демократии.
7. Виши — проект европейской демократии
Лет тридцать назад один остроумный человек (Анатолий Ракитов) сказал: «Если разрешить интеллигенту выразить все свои сокровенные желания в одной фразе, дать возможность громко и публично ее выкрикнуть, то интеллигент крикнет: Хочу дубленку!» Надо ли специально отмечать прозорливость Анатолия Ракитова — и то, как его правота подтвердилась всем ходом советской истории.
Перефразируя его мудрое замечание, сегодня можно сказать так. Если дать возможность искренним демократам сформулировать свои требования ко времени и стране в одной фразе, то фраза будет следующей: Даешь империю!
Казалось бы — ну зачем демократу славить империю, это же демократу совсем некстати. Империя — это, если вдуматься, несколько недемократично. А вот, поди ж ты — славит демократ империю, да как громко! Именно так, со всей страстью, убежденно, продуманно возжаждали порядка те, кто вчера стоял в оппозиции к тоталитаризму. Имперский порядок (мнит интеллигентный демократ) означает комфорт, медицину, страховку, пенсию. Одним словом, цивилизацию, которая спасет его, демократа, от варварства. Так, советский служилый интеллигент, лишь недавно убежавший от власти Советской империи, потянулся в империю капиталистическую, и очарование фигуры Петра Первого вновь овладело просвещенными умами. Новая империя, сложенная из старого мира, будет уже не страшной, мнится интеллигенту, в этой империи закон и порядок будут служить наднациональной идее, нравственным началам. Так некогда и философ Хайдеггер возрадовался воцарению «нового порядка» и написал, что видит «цель философии в служении».
Новый порядок — это совсем не то, что старый порядок при узконациональном тоталитаризме, поскольку глобальный наднациональный имперский порядок оставляет гражданину некоторые частные права — то есть держит его как бы и в оккупационной зоне, но на особом положении. Этническая империя Третьего рейха, разумеется, есть некая историческая ошибка, но сколь же много иных благостных примеров: Римская империя, империя Карла Великого, империя Македонского, и так далее. И, пестуя надежду на то, что частная жизнь интеллигента достигнет полноты цивилизованного комфорта, сколь же хочется примкнуть к некоей большой, организующей силе, спасающей от варварства. Именно так и рассуждали Карл Шмитт и Мартин Хайдеггер — и никак иначе.
Правды ради надо отметить, что даже идеология гитлеровской империи (несмотря на людоедскую расовую политику) была крайне осторожна в расистской риторике. Так, например, интернациональные дивизии СС-ваффен — элитные подразделения — комплектовались практически из всех народов Европы, и каждая страна была представлена своим подразделением. Практически все народы: украинцы, фламандцы, французы, испанцы, латыши, эстонцы, хорваты и т. д. — формировали собственные дивизии, включая печально знаменитую албанскую 13-ю горнострелковую дивизию СС; сербской дивизии, кстати, не существовало. (Уместно — в рифму к недавним событиям — вспомнить кампанию за возвращение Албании области Косово, начатую еще итальянскими и германскими идеологами в сороковом году. Фашистская печать тех лет требовала присоединить к Албании помимо Косово также область Чамери, населенную греческими албанцами; война Греции была объявлена Муссолини от имени Албании — ради «освобождения угнетенного албанского меньшинства»). Историю собирания империи (и обретения малыми народами алкаемых прав) вообще трудно отделить от истории коллаборационизма: политика, проводимая Гитлером, — характерный, но ничуть не исключительный пример. Делением стран на народности, отсечением валлонов от фламандцев, бретонцев от французов проводилась, в первую очередь, линия «обретения прав народом» — и это была сугубо демократическая политика. Сохранилось довольно свидетельств того, как всякий малый народ боролся за свои малые права, признанные метрополией, — и против так называемого братства народов. Быть в империи — и сохранить автономность, признанную властью, — то был план, отменяющий всякий интернациональный союз. Лидер хорватских «усташей» Анте Павилич даже направил меморандум Хаусхоферу (автору концепции геополитики), в котором обосновал раздел Югославии тем, что лишь «коммунистическая идеология всегда выступает за многонациональное государство» — а концепция империи формируется иначе: не фиктивным братством, но «на правовой», договорной основе. Политика по поддержке сепаратизма в противовес коммунистической интернациональной идее была настолько успешной, что локальное самоуправление подчас превосходило в исполнительности регулярные немецкие части. Например, в инструкции Министерства внутренних дел Германии от 14 ноября 1940 года предлагалось считать кашубов и мазуров (народности в Польше) «неполяками», интересы словаков противопоставляли интересам чешским, и так далее — примеры можно длить бесконечно. И разумеется, всякий раз использовалась старая добрая имперская дихотомия: противопоставление цивилизации и варварства. Главным оправданием коллаборациониста является именно идея «цивилизованной» Империи, коллаборационист не потому предает своих сограждан, что он жадный и трусливый, но потому, что он солидаризируется с цивилизованной частью нации и борется с недостаточно цивилизованной. Более цивилизованные кашубы противопоставляются дикарям-полякам. Более цивилизованные словаки — дикарям-чехам, более цивилизованное российское начальство — российскому варварскому народу. Интересы империи (то есть интересы цивилизации, а это звучит значительно!) заставляют коллаборациониста совершать любые требуемые действия — но он сохраняет осанку и стать свободного гражданина.
Тридцать эссе о путях и закономерностях развития искусства посвящены основным фигурам и эпизодам истории европейской живописи. Фундаментальный труд писателя и художника Максима Кантора отвечает на ключевые вопросы о сущности европейского гуманизма.
Автор «Учебника рисования» пишет о великой войне прошлого века – и говорит о нашем времени, ведь история – едина. Гитлер, Сталин, заговор генералов Вермахта, борьба сегодняшней оппозиции с властью, интриги политиков, любовные авантюры, коллективизация и приватизация, болота Ржева 1942-го и Болотная площадь 2012-го – эти нити составляют живое полотно, в которое вплетены и наши судьбы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот роман — своего рода продолжение знаменитого «Учебника рисования»: анализ кризиса общества, который был предсказан в «Учебнике» и сбылся сегодня. В книге действуют оксфордские профессора, афганские солдаты, кремлевские политики и пациенты московской больницы.Мы наблюдаем крах великой иллюзии с разных точек зрения. Глобальная империя треснула, либеральная доктрина оскандалилась, а человек смертен, и надо спешить. Эти простые факты заставляют определить ценности заново…Новую книгу Максима Кантора можно было бы назвать «Учебник сопротивления».
Художник, писатель и философ Максим Кантор в своей статье озадачился проблемой: почему из современной литературы совсем исчезли герои, тем более такие герои, каким хотелось бы подражать?
Летописи такого рода появляются в русской литературе раз в столетие. Писатель берет на себя ответственность за время и, собирая воедино то, что произошло с каждым из его современников, соединяя личный опыт с историческим, создает эпическое полотно, которое сохраняет все детали, но придает им общий смысл и внятность. Все мы ждали книгу, которая бы объяснила, что же с миром и с нами случилось, и одновременно доказала, что случившееся есть тема художественная, что хаос может оформиться в художественный образ эпохи.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.