Медленнее, ниже, нежнее… - [4]
– А лучше все же к батюшке! – пошла на меня женщина, снова сокращая расстояние. – Очень хороший батюшка у нас! Отец Виталий. Молодой! Красивый! Высокий! Ох! В службу– то подойдешь, шепнешь ему на ушко, он все, что надо сделает! – она подошла совсем близко, и мне стало жутко.
– Спасибо, я все поняла, спасибо… – все свои силы я потратила на несколько шагов назад.
– А будете выходить – молитвенничек возьмите, – напутствовала вслед женщина, продолжая улыбаться. – Очень хороший. Пятьсот рублей всего!
– Пятьсот? А дешевле есть?
– Есть, есть. За двести есть, за сто есть. Но за пятьсот он полней, там на всякий-всякий случай! Мало ли чего еще приключится. Человек слаб…
Я схватила подругу за руку и мы быстро вышли из церкви. Подруга молчала.
– Ты все слышала? – спросила я.
– Все.
– Полегчало?
– Не знаю….
– Слушай, может, я съела на завтрак просроченный творожок, но мне показалось, что я сейчас поболтала с дьяволом. Он подрабатывает в церкви небритой беззубой женщиной!
Подруга рассмеялась. Смех перешел в истерику, истерика в рыдание, рыдание снова в смех…
– Теперь точно полегчало! – всхлипнула она последний раз, и тихо, просветленно улыбнулась.
Педикюр
Цвет педикюра соответствует ее утреннему настроению – страсть, но буржуазная, немного крови, но венозной, не артериальной. Этот оттенок сдержанного пурпура встречается у Босха и Дали. У гениев обостренный цветовой «слух». Цвет это формат эмоций, партитура, если угодно. «Если угодно» звучит в ее голове с интонацией знакомого нищего художника, записавшего себя в таланты и, видимо, на этом основании вступающего с ней в бессмысленные экзистенциальные споры. Забавным оборотом «если угодно» он пытался придать весомости себе и аргументам, при этом так беспомощно вскидывал немытую голову, что лишь перекрасил в свою интонацию старый оборот речи. Неуспешный мужчина не имеет права на безапелляционное высказывание собственного мнения. Сначала приложи усилия, чтобы что-то представлять, а потом открывай рот. И это тоже форма – этическая, социальная. Форма должна быть во всем, ибо она и есть суть гармонии…
Победив в мысленном монологе, она опускает взор к своим туфлям с приоткрытыми пальцами и прямоугольниками ярких ноготков, слегка скругленных по линии кутикулы. Сланцы, в которых здесь ходят все без исключения, ужасны. Пальцы плющатся, словно выдавленные краски. Растянутые майки не менее отвратительны. Обувь и одежда должны придавать форму. Форма это… а впрочем, эта мысль уже сформулирована.
В том месте, где теплый асфальт утыкается в прохладные плиты, она сворачивает в уютную тень кафе: десяток мозаичных столиков под заштопанной солнцем крышей. Та же штопка в высветленных дредах бармена – высоком парне в мешке «майка-джинсы». Голубая слюда его глаз взята из мозаики столешниц. Блеснув лазурью, он приносит латте в чашке с блюдцем, белоснежном в его загорелых пальцах.
– Your coffee, Madam!
Восточная мелодия извивает молочную виньетку кофе, копируя его дреды. Солнечные пальцы блуждают по цветным клавишам мозаик, зажигают их, не дотрагиваясь. Где-то за плетённой бамбуковой прохладой – море, замершее еле уловимым соленым ароматом. «Мадам» целует молочную пену кофейно-морского коктейля.
Сердитый араб вталкивает в кафе негритянку, похожую на начатую плитку шоколада. Краски ее цветастого платья блекнут в прохладе тени. Она упихивается в кресло за единственным здесь большим овальным столом и сливается с неподвижностью воздуха.
«Мадам» ставит чашку в блюдце. Виньетка томно выгибает спину, не подозревая о смерти на фарфоровой стенке.
Возникшая из тени филлипинка в застиранной зеленой юбке кивает негритянке и усаживается рядом с ней. Солнечные пальцы вышивают на лицах женщин оживление при появлении еще двух – толстой, в шортах, и в сарафане, с обвисшей грудью, вплетая их в общую картину овального ожидания. За девушкой в джинсах и желтой заколке входит дама в натянутой на растекшейся груди фиолетовой майке и профессиональной улыбке.
– Good morning, ladies! – поставленным голосом произносит дама, садясь с крутой стороны овала.
Женщины роются в сумках, извлекая блокноты и ручки. Фиолетовая диктует названия цветов, словно считывая их вокруг себя: «Red, yellow, orange, green, blue, pink…» Нестройный хор повторяет.
Прохладный латте с податливо изогнувшейся виньеткой не спасает «мадам» от раздражения дюжиной ног в сланцах, оккупирующих ее пространство гармонии, словно варвары цветущую страну. Еще одна пара ног в этом шлепающем уродстве приближается к ее столику.
– Anything else? – склоняется над ней бармен, небесно подмигнув.
– Что здесь происходит!? – спрашивает она, кивнув на женский хор, и дублирует вопрос по-английски, брезгливо дернув плечом.
– Курсы «Английский для прислуги», – отвечает парень.
– Ты говоришь по-русски? Откуда? – она приподнимает удивленную бровь.
– Были курсы «русский для барменов», – смеется парень.
– Серьезно?
– Шучу. Бабушка из России.
Его выгоревшая майка и дреды выгодно оттеняют голубизну глаз и легкий румянец на скулах. Она задумывается о сочетании этих цветов на живом лице, при том, что на холсте они бы не смотрелись так гармонично.
«Бампер огромного черного внедорожника запрыгал у моего бока. Левого. Визг тормозов пронзил насквозь и пришил к асфальту. Прожитая жизнь сплющилась до доходчивости комикса, где последней картинкой – смазанные лица прохожих, слетевшая на дорогу сумка, белые пузыри из головы водителя с текстом: „куда ж ты еб…!!!“ и почему-то дворняга с задранной задней ногой. Визг тормозов остановил ее в намерении почесать бок. Тоже левый…».
«Две лысых тефтельки в оспинках риса сиротливо жались друг к другу. Это были, наверное, два брата. Туманным осенним утром они выдвинулись по грибы, но младший, слегка приплюснутый, шумно загребал ногой, и их услышал повар, бродящий неподалеку в поисках отдохновения. Или нет, это пара влюбленных, у которых таки получилось умереть в один день. В погожий октябрьский денек, когда бордовым от желаний листьям хочется унестись подальше, а двум влюбленным тефтелькам слиться в одну большую тефтелину и замереть от счастья…».
«В подвале, переделанном в ресторан, я ждала знакомую. Подвал выдавали бетонный потолок, замазанный серебряной краской, раздутые змеи гофрированных труб и перекрашенные стены с подтеками. Ресторан изображали столики с толстыми свечами, бар в глубине и четыре официанта: две перекрашенные из брюнеток блондинки с короткими ногами и два щуплых натуральных брюнета с кривыми. В отсутствии клиентов они, облепив стойку бара, поглядывали на единственного кроме меня, посетителя – грузного жующего мужчину в песочном джемпере…».
«Мой дядя самых честных правил, не на шутку обрадовался разбудившему его бестактному «тук-тук» в моем телефоне в полвторого ночи по местному времени. «Тук-тук» сопровождал очередное пришедшее мне смс-сообщение. Двадцать смс дядя проспал в кресле перед телевизором, бубнившего на иврите, а двадцать первое его разбудило. Я была у него в гостях и почувствовала себя неудобно…».
«Он берет с подоконника бинокль, прикладывает к глазам. Забыл снять очки. Снимает очки, подстраивает линзы, приникает к прохладе окуляров, находит среди окон напротив три своих. Они расположены друг под другом, как светофор, и «зеленый» горит во всех трех. В нижнем – массажный стол вровень с подоконником. Щуплый массажист – китаец или казах, старательно месит тесто женского тела. Женщина лежит на спине с закрытыми глазами, прикрывая грудь узким полотенцем…».
«От него остался запах роскоши и сквозная дыра в душе. И еще убийственный контраст между его внешним обликом и тем, что выражал его взгляд. Высокий, голубоглазый, коротко-стриженый, воплощение успеха во всем, на первую встречу он приехал во внедорожнике, на вторую в кабриолете. Холеный вид, безупречность в одежде, в юморе, в сексе и… мертвые глаза. В них та же выжженная пустыня, что и на фото, которое он прислал перед встречей. Солнце и пески до горизонта. Он на мотоцикле, улыбается в камеру одним лицом. Глаза, словно не его и не отсюда, заперты в тесной пустоте…».
В этом романе читатель не найдет никаких загадок. Он написан настолько честно, что сразу понимаешь: цель автора — не развлечь, а донести простую истину об отношениях мужчины и женщины. Героиня книги Анна пытается найти ответы на самые трудные вопросы, которые ставит перед человеком любовь. Можно ли возлагать вину за неудачи взрослой жизни на свое несчастливое детство? Следует ли жить с нелюбимым человеком, считая это признаком зрелости? Или это признание поражения?.. Судьба Анны еще раз подтверждает: не только окружающий мир, но и личный выбор делают нас теми, кто мы есть.
История Бертрана и Лолы началась в парижской квартире на улице Эктор. Забавная случайность привела Лолу к соседям, где она и встретила Бертрана. Фотограф, чья работа – съемки по всему миру, и стюардесса, что провела полжизни в небе, – они словно бы созданы друг для друга. Бертран и Лола гуляют по Парижу, едят сладости и пьют кофе, рассказывают друг другу сокровенное. Однако их роман – всего лишь эпизод. Вскоре Бертран отправится в очередную командировку, а Лола – на собственную свадьбу. Она должна быть счастлива, ведь ее будущий муж, Франк, – перспективный ученый и ценит ее, как никто другой.
Дети не входят в планы энергичной нью-йоркской журналистки Эми Томас-Стюарт. Она всего второй год замужем, недавно потеряла работу, и квартира ее невелика. Но время уходит, и она решает: пора!
Семнадцатилетняя Саманта с детства живет по соседству с Гарреттами – шумной, дружной, многодетной семьей. Каждый день девушка тайно наблюдает за ними, сидя на крыше дома. Мама Саманты – сенатор, которая слишком увлечена работой и все свое время тратит на подготовку к выборам. Стараясь оградить Саманту от дурного влияния Гарреттов, она решительно запретила дочери общаться с этой семьей. Но в один прекрасный летний день Саманта знакомится с Джейсом Гарреттом. У него каштановые кудри, зеленые глаза и очаровательная улыбка.
Роман “Царица снов” написан в традиционном для литературы прошлого, но таком редком сегодня сентиментально-авантюрном жанре. В центре романа — судьба прекрасной молодой женщины Лолианы, история любви Лолианы и благородного предводителя разбойников Короля Джоуда, любви, которой, кажется, противостоит весь мир, полный насилия, вероломства, зла.
Это первая книга киевской писательницы Л. Лукьяненко. В нее вошли роман, повесть и рассказ, объединенные одной идеей: каждый человек платит свою «плату за проезд» — за все, чего он достиг в жизни, или за то, чего не достиг. Герои книги живут в наше время и вместе с ним переживают его несуразности, стремятся найти свое место под солнцем. Кому-то оно достается легко, кто-то, добиваясь успеха, расшибается в кровь, а кто-то кладет жизнь на его алтарь…