В подвале, переделанном в ресторан, я ждала знакомую. Подвал выдавали бетонный потолок, замазанный серебряной краской, раздутые змеи гофрированных труб и перекрашенные стены с подтеками. Ресторан изображали столики с толстыми свечами, бар в глубине и четыре официанта: две перекрашенные из брюнеток блондинки с короткими ногами и два щуплых натуральных брюнета с кривыми. В отсутствии клиентов они, облепив стойку бара, поглядывали на единственного кроме меня, посетителя – грузного жующего мужчину в песочном джемпере.
Коротконогая блондинка принесла картонку меню мне и тарелку с едой грузному мужчине, и вернулась к своим. У мужчины зазвонил телефон. Звонок имитировал старый телефонный аппарат с трубкой, которую снимали с рычага, расправив пружину провода. Мужчина с размаху налепил на ухо белый пластырь айфона.
– Да, дочь! Все нормально! – хрипло крикнул он. – Заехал перекусить! Один! Могу! Какой вопрос? А я же тебе послал инфу. Ну, я помню, что ты тоже юрист, но в этом случае проще через завещание. Мать дарит дочери, вступаешь в права, налогов ноль. Да, я тебя слушаю! Хорошо! Поговорим. Сегодня? Третье с утра было. Да не за что. Давай!
Его мясистое лицо было огорожено по всему периметру аккуратно скошенной растительностью. Ежик волос переходил в короткую щетину и снова возвращался в ежик. Внутри растительной изгороди располагались мутные болотца глаз, холм пористого носа и две грядки губ в сорняках усов, тоже тщательно прополотых. Его отечное лицо и хриплый голос выдавали в нем человека пьющего, который к тому же курит давно и много.
Сегодня третье! – переварила я услышанную новость. – А тройка это невезуха. Мне, по крайней мере, на тройку всегда не везло. Третий билет или двенадцатый или двадцать первый, обязательно спрашивал то, что никто и не собирался учить. Третья попытка была самой неудачной, дела в среду не делались, каждый третий крокодил не ловился и кокос не рос. Нумерология вообще вызывала мой живой интерес. Я даже вывела собственную теорию, антинаучную, но регулярно подтверждавшуюся опытным путем. Она состояла в том, что у цифр есть лицо и характер и каждый человек похож на цифру своего рождения. Так, например, единица это кол, и люди, родившиеся 1-го, 10-го и 28-го числа – также несгибаемы. Им хоть кол на голове чеши, они делают все по-своему и никогда никого не станут слушать! Двойка – 2-е, 11-е и 20-е числа рождения, – похожа на коня. Коню нужно, чтобы на нем ехали. Он сбрасывает наездников, демонстрируя независимость и самостоятельность, но на самом деле, один – топчется на месте, не зная, куда скакать. Тройка – словно огибает препятствия самой своей формой, она и в жизни обходит любую неприятность с пользой для себя. Четверка – воздевает руки к небу, прося новых впечатлений. Для четверки главное – обновление, хоть чего-нибудь, иначе она засыхает, как дерево без воды, на которое она тоже похожа. Пятерка – удобная площадка для груза на колесном ходу. Она везет, на нее грузят. И сама на себя, и окружающие на нее. И сколько ни нагрузи, свезет. Инфаркт и нервное истощение – обычный «хеппи-энд» пятерки. Шестерка – ввинчивающая спираль, доходит до самой сути всего, чем бы ни занималась, ей мало «википедии». А девятка, вроде тот же знак, но наоборот, все поверхностно. Девятка сует свою единственную длиную ногу во все подряд, что попадается на пути. И не сразу доходит до ее головы, что лучше было этого не делать. Семерка – самый загадочный знак. В ней видят крест, угол, букву «Z», но только она сама знает, кто она и видит всех насквозь. Играть с семеркой бесполезно…
До назначенной встречи оставалось пятнадцать минут. Кстати, день рождения моей знакомой, той, которую я ждала, – 26. Это 8 или «бесконечность». Человек – восьмерка гоняет по петлям своих нерешаемых проблем, одних и тех же мыслей и переживаний. Ему не дано ни понять причины, ни выбраться оттуда, он накручивает виражи, бесконечно проходя одну и ту же точку и ничему не учась. Он вечный пленник своего знака…
Последняя мысль мне понравилась новизной формы, и я стала натыкивать ее в телефонные «заметки». Сквозь буквы пробился звонок. Звонила знакомая. Машина сломалась, что с ней – не понятно, не заводится. Она «дико извиняется», но встречу вынуждена перенести. Пешком она никуда не поедет.
Я не удивилась такому повороту. Встреча нужна была мне. А восьмерка не станет отвлекаться от своих петель на то, что нужно кому-то.
«Да, конечно, без проблем, перенесем, я понимаю!» – выдала я культурный перевод с матерного и открыла картонное меню.
Заказав у коротконогой официантки овощной салат-гриль, я стала рассматривать грузного мужчину. Он ел гречневую кашу со светлыми и темными шматками, запивая из чашки и подливая в нее из пузатого чайничка, и был поглощен жеванием. На его айфон со звуком рухнувшей птицы, успевшей громко попрощаться, пришло сообщение. Не прекращая жевать, мужчина взял толстыми пальцами прибор и поднес к носу. Его щеки перестали двигаться, глаза закрылись, лицо побледнело. Он положил айфон на стол экраном вниз и накрыл ладонью, потом задумчиво передвинул дальше от себя, словно сделал ход, и снова медленно вернулся к жеванию. Лицу постепенно возвращался розовый цвет.
