Медиум - [58]

– Почему же вы испугались? – спросил Артур.

– Потому что я уже тогда знал, что старик умрет… Не сейчас, не сразу. Пройдут годы, мы подружимся с ним, и он назовет меня своим сыном, сделает преемником. А потом я убью его – двумя пальцами. Сломав шею, как цыпленку. И ничего, ничего нельзя изменить. Все было предрешено.

Вокзал всегда вызывал в Алёнке целую бурю чувств. Взрослые обычно серели лицом и вздыхали: для них вокзал был связан с тяжелыми баулами, мокрыми, отвратительно пахнущими простынями, злыми на весь мир проводницами. («Чаю? Еще чего! Я вам не нанималась титан растапливать по десять раз на дню!») Ничего положительного. Дорога у них ассоциировалась с неудобствами и досадой.

Для Алёнки дорога была просто Дорогой. Сердце щемило от одного вида трогательной зеленой морды тепловоза, и железного голоса справочной, и от гула, стоявшего в зале ожидания. И даже от бестолковой суеты на перроне.

Алла Федоровна очень нервничала. Родная дочь! Уезжает! Невесть куда, невесть зачем. («Мам, я же тебе сто раз объясняла: в спортивный лагерь. Ну вспомни, я уже была в таком, когда занималась гимнастикой». – «Тогда ты была не одна, а с Дмитрием Степановичем». «Ой, не вспоминай про него». – «А кто за ним бегал? Исстрадалась вся, одни глазищи…» – «Дурой была. Вообще, они нас все не стоят. Пусть сами страдают». – «Ох, смотри мне».)

Поезд все никак не хотел отходить. Игорь Иванович топтался поодаль и время от времени с грустью поглядывал на большие вокзальные часы. Сначала Алёнка с некоторым раздражением подумала, что отец просто ждет, когда же поезд наконец тронется и затянувшееся прощание завершится. А потом вдруг поняла, что он, наоборот, изо всех сил оттягивает этот момент… Она поймала его взгляд.

«Я буду по тебе скучать», – сказала она одними губами.

«Я тоже. Я очень люблю тебя».

«И я тебя люблю».

– …жареного ешь поменьше. Ты знаешь, тебе это вредно.

– Я помню, мам.

– У открытого окна не сиди, простудишься. Попроси нижнюю полку. И, как приедешь, сразу дай телеграмму, чтобы я тут не тряслась.

Цепкий взгляд Аллы Федоровны прошелся по дочери, как рентгеновский луч на таможне. Она в двадцатый раз одернула на Алёнке легкую «адидасовскую» курточку, поморщилась от вида висевшей на плече объемистой брезентовой сумки («Ну абсолютно не в тон. Говорила ей, дуре: возьми ярко-голубую, ту, что Георгий привез из Ирана. Нет, уперлась. Пойми поди современных детей».).

Алёнку пригласили в спортивный лагерь как одну из лучших учениц школы. Она уже многое умела. Могла несколько часов просидеть неподвижно, в самой неудобной позе, затаив, загнав внутрь себя дыхание. Могла свободно и неслышно пройти на большой высоте по узкой доске или перебраться по ней, повисая на руках (такими хитрыми макетами был оборудован зал для занятий). Ее учили метать ножи, ножницы, вязальные спицы – все то острое, что могло оказаться под рукой. Учили надежно и незаметно со стороны выводить противника из строя, используя для этой цели практически любой предмет – от электролампочки до авторучки и подстаканника.

Однажды она увидела в кино китайского мастера, который виртуозно обращался с изогнутым мечом. Вооруженные копьями враги, напавшие на деревню, отлетали от мастера, как горох от стенки, десятками. Дедушка вытворял настоящие чудеса акробатики, оставаясь невредимым, хотя на него, бедного, нападали со всех сторон одновременно. (Алёнка втайне подозревала, что артист был молодой, просто его искусственно состарили с помощью грима и седого парика.)

Фильм так потряс её, что на следующей тренировке она спросила, почему её не научат фехтовать на мечах. Тренер со странным именем Владлен лишь пожал плечами (на самом деле имя не было странным – это было сокращенное «Владимир Ленин». Когда-то было модным «награждать» детей подобным образом.).

– Думаешь, тебе это когда-нибудь пригодится?

– А Юрка Лепестков из нашего класса тоже занимается у-шу. Но они там учатся владеть и мечом, и даже алебардой.

– У них другие цели.

– Какие?

– Восстановление старинных методов ведения боя. Следование традициям. – Владлен помолчал. – Они своего рода ученые-историки. Как твой отец.

– Значит, польза от этого все-таки есть?

– Конечно. Тебе ведь нравится, как поет русский народный хор?

Алёнка кивнула. Не так давно они с Артуром ходили на концерт «Вензелей». Артисты привели её в восторг.

– «Белая кобра» принадлежит к даосским школам. Даосы считают, что внешний мир и человек, его «я», составляют единое целое. Мудрец в их понимании – это человек, который собственного «я» не имеет.

Она удивилась.

– Вы хотите сказать, что мудрец не имеет своего внутреннего мира? Как же скучно ему должно быть…

– Ты не поняла. Его внутренний мир просто ни чем не отделен от внешнего. Он воспринимает их как нечто единое.

– А мое «я», значит, отделено от внешнего?

– Ну, это уж ты сама должна решить. Раз ты чувствуешь перегородку между ними – её нужно будет сломать. Но это очень сложно…

– А зачем её нужно сломать? Какой смысл?

– Ты должна воспринимать окружающий мир целиком, не раскладывая его. по полочкам. Если на тебя нападают – неожиданно, из-за угла, у тебя не будет времени анализировать – только действовать. Действовать правильно, не анализируя и не думая, прислушиваясь только к самой себе, – это и есть «сломать перегородку».