Медиа-пиратство в развивающихся экономиках - [15]
Относительно скромный размер основных отраслевых групп по сравнению с масштабом пиратской экономики объясняет, почему более сильное публичное принуждение рассматривается как главный приоритет отрасли. Вступающий в силу Закон 2008 года о распределяемых по приоритетам ресурсах и организациях для интеллектуальной собственности (PRO IP Act) в Соединенных Штатах, привлек $429 миллионов дополнительных затрат на принуждение в период между 2009 и 2013 с повышением суммы каждый год (бюджетное управление Конгресса США 2008). Полные общественные расходы, к сожалению, в Соединенных Штатах почти невозможно определить, потому что бюджеты для усилий против пиратства редко вычленяется из более общих действий принудительного применения прав. Мы не видели таких оценок где-либо в другом месте, хотя наши исследования в России, Бразилии и Южной Африки за прошлые пять или шесть лет зарегистрировали сопоставимые увеличения полицейского и другого принудительного применения, финансируемого в соответствии со вступившими в силу новыми комплексными планами операций принудительного применения на государственном уровне.
Первичная цель активности отрасли состояла в том, чтобы переместить обязанности принудительного применения на публичные агентства. Вне Соединенных Штатов USTR и отраслевые группы последовательно работали над тем, чтобы расширить государственные инвестиции в принуждение и расширить частный присмотр за этими усилиями. Общественно-частное участие уже структурирует каждую сцену бизнеса принудительного применения от международного формирования политики до местной охраны. Эта модель была видима (и очень спорна) в недавних согласованиях по новому международному соглашению о принудительном применении под названием ACTA (the Anti-Counterfeiting Trade Agreement), которое было разработано путем частных консультаций между совладельцами отрасли и торговыми чиновниками из дружественных государств.
В странах эта модель дала начало сетям, соединяющим принуждение и консультативные группы, стирающим границы между публичным и частным насилием. На локальном уровне, отраслевые группы и субсидируют, и участвуют в расследованиях, сборе свидетельств и рейдах. Увеличивающийся масштаб и сложность таких усилий неизбежно влечет затраты координации, которые привели к созданию новых слоев бюрократических связей — согласующих чиновников, «IP Царей» и других чиновников с нагрузкой в управлении новым кросс агентством, повестками дня публично-частного применения права.
Более тесной публично-частной координации почти всегда аккомпанируют призывы отрасли к расширению прав полиции и более широкому применению уголовного законодательства к нарушениям авторского права. У IIPA есть список стандартных требований по реорганизации правоприменительной деятельности вокруг потребностей обладателей авторского права в принуждения. Он включает требования: предоставления полиции полномочий по должности (уполномочивающих полицию действовать при подозрении о нарушении без жалобы со стороны правообладателя); большего использования односторонних слушаний (когда устраняется требование присутствия обвиняемого) и односторонних расследований (отрасль уполномочивается проводить рейды с более низким полицейским или судебным прикрытием); применения уставов противодействия организованной преступности к коммерческим нарушениям (часто по модели закона US RICO); заранее определенных IP судов; более длительных тюремных сроков; более высоких штрафов; и уменьшения требований доказательности.[23]
Многие из этих мер — ответы на неэффективность гражданских процессов в развивающихся странах, делающих судебные процессы о нарушениях тяжелыми и дорогими. Наши исследования по Индии, России и ЮАР документируют эти проблемы в некоторых деталях. Но расширенное право полиции и уменьшенные судебные гарантии рассматриваются во многих странах как рецепты для злоупотребления, особенно в контекстах, где полиция была преднамеренно децентрализована или подвергнута острым судебным проверкам на дееспособность, как в Мексике и Бразилии. Частная направленность публичного принуждения также проблематична в ряде уровней, и ставит вопросы об ответственности, равнодоступности и надлежащей правовой процедуре.
Нехватка ясного эндшпиля в принудительном применении права способствует этим предприятиям. Моральные рамки кампаний против пиратства мешают артикулировать приемлемый уровень пиратства, что определило бы границу против эрозии гражданских свобод. В этом окружении у политики принуждения есть сильная тенденция потерпеть неудачу. Меры, которые в действительности лишь причиняют беспокойство пиратам или немного более того, будут преподноситься как недостаточные, а не ошибочные, создавая давление для более сильного, более распространяющегося, более дорогого принуждения. Хотя в теории приведение в исполнение большей публичной власти могло бы уменьшить стимулы для частной вовлеченности, мы не нашли примеров вытягивания частного сектора из этой роли в любой из стран, исследованных нами в рамках этого сообщения. В действительности часто верно нечто противоположное: большая заинтересованность публичного сектора откликаться на сигналы для принуждения, влекущая большую вовлеченность частного сектора и инвестиции. Хотя члены отраслевых ассоциаций показали нежелание становится в очередь из-за высоких затрат принуждения, они расширили усилия переместить эти затраты на других участников, включая правительства и поставщиков услуг Интернет.
В книге, написанной на документальной основе, рассказывается о судьбе российских подводных лодок, причина трагической гибели которых и до сегодняшних дней остается тайной.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
Зачитывались в детстве Александром Дюма и Жюлем Верном? Любите французское кино и музыку? Обожаете французскую кухню и вино? Мечтаете хоть краем глаза увидеть Париж, прежде чем умереть? Но готовы ли вы к знакомству со страной ваших грез без лишних восторгов и избитых клише? Какая она, сегодняшняя Франция, и насколько отличается от почтовой открытки с Эйфелевой башней, беретами и аккордеоном? Как жить в стране, где месяцами не ходят поезда из-за забастовок? Как научиться разбираться в тысяче сортов сыра, есть их и не толстеть? Правда ли, что мужья-французы жадные и при разводе отбирают детей? Почему француженки вместо маленьких черных платьев носят дырявые колготки? Что делать, когда дети из школы вместо знаний приносят вшей, а приема у врача нужно ожидать несколько месяцев? Обо всем этом и многом другом вы узнаете из первых рук от Марии Перрье, автора книги и популярного Instagram-блога о жизни в настоящей Франции, @madame_perrier.
В этом сочинении я хочу предложить то, что не расходится с верой в существование души и не претит атеистическим воззрениям, которые хоть и являются такой же верой в её отсутствие, но основаны на определённых научных знаниях, а не слепом убеждении. Моя концепция позволяет не просто верить, а изучать душу на научной основе, тем самым максимально приблизиться к изучению бога, независимо от того, теист вы или атеист, ибо если мы созданы по образу и подобию, то, значит, наша душа близка по своему строению к душе бога.
Пережив самопогром 1990-х, наша страна вступила в эпоху информационных войн, продолжающихся по сей день. Прозаик, публицист, драматург и общественный деятель Юрий Поляков – один из немногих, кто честно пишет и высказывается о нашем времени. Не случайно третий сборник, включающий его интервью с 2014 по 2020 гг., носит название «В зоне риска». Именно в зоне риска оказались ныне российское общество и сам институт государственности. Автор уверен: если власть не озаботится ликвидацией чудовищного социального перекоса, то кризис неизбежен.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.