Медь в драгоценной шкатулке - [44]

Впрочем, долго любоваться собой в новом образе мне не пришлось. Лапки на гребне имели, как оказалось, самое утилитарное предназначение. Именно к ним прикрепили длинную и плотную красную вуаль. Кое-что сквозь неё было видно, но со стороны, что подтвердило зеркало, я окончательно стала похожа на свёрток красной материи.

Приготовления были закончены. Я осторожно поднялась, чувствуя себя подарком в праздничной упаковке. В довершение всего на ногах у меня были туфли с такими длинными, загнутыми вверх и вдобавок плоскими носами, что я в первый момент, глянув на них, вообще не поняла, что это такое. В такой обуви только и можно, что пройти несколько шагов до паланкина, а потом добрести до кровати. Стоило мне сделать шаг, как все служанки, и мои, и присланные, попадали на колени и отвесили мне земной поклон. Императорская супруга третьего ранга, мать его…

Я кинула последний взгляд в зеркало, смутно виднеющееся сквозь красную ткань. Сжала руки, радуясь, что широченные рукава хорошо прячут их предательскую дрожь. Отражение в зеркале было величественно и безлико. Император, его величество Луй Иочжун… Он не показался мне злобным или жестоким, хотя, конечно, равнодушие к человеческим судьбам поражало. Но это далеко не только его грех, собственно, это и не грех даже, а просто особенность здешнего высшего класса. Возможно, ко мне он будет ласков. Возможно, он будет щедр… Только ведь… Он же старик! Сколько ему лет — пятьдесят, шестьдесят? А выглядит на все семьдесят. С этой своей полуседой головой и такой же бородкой, и хотя на лице, если приглядеться, не так уж и много морщин, всё равно оно выглядит старым. И пальцы у него узловатые.

И при этом он — повелитель жизни и смерти всех, кто живёт во дворце и вообще в этой стране.

Ё-моё, когда-то, рассматривая в Третьяковке картину «Неравный брак» и краем уха слушая экскурсовода, как же я радовалась, что уж мне-то не придётся пережить ничего подобного! Прости господи, в своём мире простого парня на себе женить не смогла, а тут первые лица государства — первее некуда! — только что в очередь не выстраиваются. И за что мне всё это?

Евнухи с поклоном распахнули передо мной двери покоев. Свадебный паланкин ждал снаружи. Всё время боясь запнуться о подол в этих неуклюжих туфлях, я медленно подошла к раскрытой дверце паланкина, одной рукой подобрала юбку, а другой оперлась на предупредительно протянутую руку Усин. Забралась внутрь, осторожно развернулась и села на мягкое сиденье. Решётчатые дверцы захлопнулись, ячейки между планками были достаточно крупными, но их закрывали красные занавески, и я окончательно перестала видеть хоть что-нибудь из творящегося снаружи. Потом стоящий на земле паланкин дрогнул и поднялся вверх. И, чуть покачиваясь в такт шагам носильщиков, двинулся в путь из Восточного дворца ко дворцу Великого превосходства.

Ехать на руках у носильщиков оказалось удобнее, чем в карете — они шагали в ногу, и трясло куда меньше, чем в лишённых рессор здешних экипажах. Хотя во дворце и дорожки куда ровнее разбитых немощёных дорог империи. Какую часть пути мы уже проделали, оставалось только гадать, но дорога до свадебных покоев неумолимо сокращалась. Теперь уже не только руки дрожали и потели, но и во рту у меня пересохло, а внутри, где-то под ложечкой, туго скрутилась невидимая пружина. Я даже совсем не чувствовала холода, хотя погода и после прекращения снегопада отнюдь не баловала теплом. Когда меня впервые позвали к Тайрену, меня и вполовину так не трясло.

Потом паланкин остановился и опустился на землю. Дверцы распахнулись, на этот раз руку протянул евнух. Я оперлась на неё, выбралась наружу, и меня тут же окружили какие-то дамы. Если я и видела их когда-то, то сейчас, сквозь густую вуаль, да в таком состоянии, точно не смогла бы узнать. Теперь нужно было подняться по бесконечным ступеням на окружающую дворец Великого превосходства террасу и войти в двери, но не центральные, а сбоку. Внутри всё было красным-красно. Красные занавески, красный ковёр, покрытая красным кровать под красным пологом. На неё-то меня и усадили, после чего я ненадолго осталась одна. Никто не произнёс ни слова, и хорошо: если бы пришлось отвечать, голос мог бы меня подвести. Я опять благовоспитанно сложила руки на коленях и выпрямила спину, словно проглотив кол. А потом послышались шаги, и в комнату вошёл его величество в сопровождении господина Кана, держащего в руках поднос. Я сглотнула, а император уверенно пересёк помещение и сел на кровать рядом со мной. Перина под покрывалом ощутимо прогнулась под его весом. Повернувшись ко мне, Иочжун взялся за край фаты и одним движением откинул её мне на спину. Потом снял с поклоном поданного подноса чашу, сделал из неё глоток и протянул мне, не выпуская из рук. Я послушно отпила — это было настоящее красное виноградное вино. Император поставил чашу на поднос евнуха, тот попятился, выпрямился и вышел, оставляя нас наедине. Я взглянула в лицо новоявленного супруга и быстро опустила глаза.

— Ну-ну, — голос императора прозвучал чуть насмешливо, но мягко. — Не надо глядеть на меня так затравленно. Боишься?