Мед и яд любви - [53]

Конечно, возвышенная рыцарская любовь совсем не была массовой, и рядом с ней, как все знают, жили и феодальные нравы, вроде права первой ночи, и обычные земные отношения, и все они были как бы основой той пирамиды, на вершину которой была вознесена рыцарская любовь. Но то новое, что возникло тогда в человеческой любви, шло через ступень рыцарского обожания.

В сословной системе средневековья человек был как бы не человеком, не личностью прежде всего, а функцией, ролью, представителем сословия: рыцарем, духовным лицом, вилланом, ремесленником. Такой же функцией человека — не человеком, не личностью — была для сословных нравов и женщина. Девушка была прежде всего будущей супругой; женщина — прежде всего хозяйкой дома, или матерью наследника, или рабочей силой. Роль человека как бы стояла на первом месте, личность — на втором.

И только в любви женщина была тогда человеком, только в любви рыцарь относился к ней как к Женщине, к личности. Поэтому трубадуры, которые воспевали любовь-преклонение, восставали тем самым против мертвящей власти сословных обычаев. Их гимны любви были страстной мечтой об идеальных и человечных отношениях между людьми. Рыцарская любовь была любовью-утопией, любовью-мечтой, и она была как бы протестом чувства против цепей, в которые тогдашние нравы заковали человека.

Обожествляя женщину, на ее образ накладывали тем самым представление именно о высших человеческих свойствах — красоте, прелести, доброте, грации, уме. Когда-то вознесенные в небеса, эти представления стали теперь возвращаться на землю, меняя самосознание человека, обогащая его в своих глазах.

В рыцарской любви женщина начинает измеряться мерами самых высоких идеалов, которые к тому времени создало человечество. Впрочем, в женщине почиталось тогда не все человеческое, а только то, что было ближе к божественному — ее духовная красота, часто отделенная от ее земной, телесной красоты. Рыцарскую любовь делали здесь половинной, платонически однобокой тогдашние церковные взгляды.

Но до этого обожествлялись, то есть наделялись высшими человеческими ценностями, только земные боги — духовные и светские иерархи. Теперь обожествляется — то есть очеловечивается — женщина, именно как женщина, как человек.

Религиозно-иерархическое обожествление женщины передавало в формах своего времени новое, только что рождающееся и именно человеческое отношение к ней.

Это обожествление было мостиком на пути к гуманизму, который начал вызревать в конце средних веков и появился на свет в эпоху Возрождения. Так любовь людей из привилегированного слоя рождала в жизни островки человечнейших отношений, прокладывала путь высшим идеалам человечности.

Двоякие перемены в нынешней психологии.

Два русла влияний.

В наше время во всех пластах земной жизни идут перевороты — идут с болью, с кровью. В последнюю треть века во многих странах разразился невиданный в истории кризис всех сторон личной жизни — взрыв разводов и одиночества, спад рождений, подъем воспитательных тягот.

«Что-то неладное творится сейчас с любовью. В книгах, особенно в старых, возвышенные чувства, да еще какие — огонь, пламя! А в жизни — так, огонек от спички, погорит год или два и погаснет. В одной книге я прочитала: жизнь без любви — мертвая жизнь, люди без любви — живые трупы. У меня много замужних подруг, у которых быстро прошла любовь и которые живут мертвой жизнью. Неужели ничем нельзя помочь нам?» (Марина Ш., Горький, июнь, 1977).

«Во время моей молодости, до войны, и любили-то не так, девушки были неприступней, имели свою гордость. Пока ребята добьются от нас симпатии, столько души затратят, что она вся распылается — не погасишь.

Сейчас всё на скоростях — на танцы два раза сбегали — да в загс. Сердце не успевает об сердце разогреться, душа к душе привязаться. А только сошлись — в раздоры: чей верх, кто свое «я» выше поставит. А от раздора до развода — как от танцулек до загса. Сошлись на скоростях, без особой радости, разошлись на скоростях, без особого горя. От таких скоростей чувству вырасти некогда, потому и любовь обмелела». (Анна Степановна С., Лукояново, Горьковская область, октябрь, 1975).

«Не связан ли упадок чувств с социализмом, с коллективным образом жизни? Живем в обществе с большими массами людей общаемся, меньше чувств уделяем одному человеку». (Московский инженерно-физический институт, октябрь, 1986).

Что происходит сейчас с любовью? Как меняется она в наш век крутых перемен?

Нынешние социальные влияния на личную жизнь идут как бы по двум руслам. Первое русло — влияние базовых принципов, на которых стоит общество; второе — влияние нового уклада будней, который создается нынешними переворотами в человечестве: угасанием патриархата, рождением новой семьи, ростом городов (урбанизацией), научно-технической революцией и сидячей цивилизацией.

Базовые принципы коллективистского общества благоприятны для любви. Умирание собственничества, угасание женского неравенства, рождение нового гуманизма, углубление духовной культуры — все это делает почву для любви более плодородной. Коллективистские принципы тяготеют к человечным отношениям между людьми, в идеале, в пределе — к уважению чужих интересов, как собственных, отношению к другим людям, как к себе самому. У них есть тут родство с психологической основой любви и семьи, и это родство благоприятствует личной жизни.