Мечты сбываются - [41]

Шрифт
Интервал

Слова любовных признаний Ромео и Джульетты еще звучат в ушах Баджи.

— Прекрасная сцена! — взволнованно восклицает Баджи. — Пожалуй, лучшая из тех, что ты прочел.

— А в роли Джульетты ты была бы лучше любой из наших девушек! — подхватывает Гамид.

— Так полагалось бы говорить Чингизу!

— В данном случае он был бы прав. Впрочем, я говорю тебе не комплимент, а делаю серьезное предложение: прошу, прими участие в моей зачетной постановке «Сцена у балкона» из «Ромео и Джульетты».

— Неужели в роли…

— Джульетты, разумеется!

Баджи едва переводит дух: она будет играть шекспировскую Джульетту! Лицо Баджи озаряется радостью, она поспешно восклицает:

— Ловлю тебя на слове — я согласна!

— А мне остается тебя поблагодарить! — удовлетворенно говорит Гамид.

Баджи озабоченно спрашивает:

— А кому ты предложишь роль Ромео?

— Ясно кому: Чингизу! Он ведь у нас красавец, покоритель сердец, — чем не Ромео?

В тоне Гамида сквозит насмешка. Уж не ревнует ли он ее?..

И вот Баджи и Чингиз под руководством Гамида репетируют «Сцену у балкона».

Когда Чингиз-Ромео доходит до слов:

Любовь не останавливают стены,
Она в нужде решается на все!..

он, пользуясь возможностью, совсем не по-сценически обнимает, и крепко целует Баджи в губы.

Трах-х!..

Звонкой пощечиной Баджи нарушает пафос мизансцены.

— Ты, видно, в самом деле воображаешь, что ты Ромео! Осел!.. — Баджи брезгливо вытирает ладонью губы, лицо ее пылает гневом.

— Русские, видать, ей нравятся больше! — бросает Чингиз, с кривой усмешкой потирая покрасневшую щеку.

Баджи немедля награждает его второй пощечиной.

— Получай, националист, и не суй свой нос куда не следует!

Рука у Баджи тяжелая. Чингиз вскипает. Он готов броситься на Баджи, но Гамид успевает заслонить ее собой.

Чингиз много сильней болезненного Гамида — ему ничего не стоит оттолкнуть его и расправиться с Баджи, — но он, прочтя в глазах Гамида решимость не дать Баджи в обиду, сдерживает себя. Шайтан с ней, с этой недотрогой! Придет время — узнает, что значит оскорблять Чингиза!

Присутствующие удовлетворены: крепко, но справедливо! Телли, однако, испытывает двойственное чувство: конечно, это полезный урок Чингизу, чтоб не заигрывал с другими, но вместе с тем Баджи слишком много берет на себя — не ей учить Чингиза оплеухами. А Баджи все еще в гневе: она охотно влепила б Чингизу третью пощечину — ведь из-за этого наглеца сорвалась так удачно начатая репетиция…

О происшедшем поставлен вопрос на комсомольском собрании.

Кое-кто поддерживает Баджи: женщина должна отстаивать свое достоинство и честь!

Но многие осуждают ее.

— Есть другие способы отстаивать честь и учить таких, как Чингиз, — считает Гамид.

— Руки свои женщинам нужно беречь для других, более полезных дел! — поддерживает его Халима.

С Халимой и Гамидом соглашается большинство, и в результате Баджи получает выговор.

Баджи мрачна: досадно, еще ничем хорошим не проявив себя в комсомоле, успеть заработать выговор!

Чингиз, узнав о решении собрания, с довольным видом пощипывает усики: теперь эта недотрога станет покладистей. Правда, и его, говорят, пробрали на собрании, но ему от этого горя мало — он в комсомоле не состоит!

Телли подходит к Баджи и, участливо обнимая ее, шепчет:

— Вот как тебе помогает твой комсомол, вот каковы твои лучшие друзья! Не хотела бы я быть на твоем месте!

Неприятно, конечно, получить выговор, неприятно, когда тебя пробирают на собрании твои лучшие друзья. С этим никто не спорит. Но еще неприятней, когда тебя жалеют, когда тебе сочувствуют в таком тоне.

И Баджи, нахмурясь, отвечает:

— Знаешь, Телли, есть такая пословица в нашем народе: враг моих недостатков — мой лучший друг. И еще у нас, извини, говорят: лучше шлепок друга, чем ласка чужака!..

Вот какие неприятности бывают из-за мужчин! Ну их всех, этих мужчин! Ей надо учиться, работать, двигаться вперед. Ей сейчас не до них.

Но к одному из них Баджи все же тянется непреодолимо.

— Читал ли ты «Ромео и Джульетту» Шекспира? — спрашивает она Сашу.

— Не пришлось… — отвечает он смущенно.

Брови Баджи приподнимаются:

— Не читал?

Она с трудом скрывает радость: не только ей всегда оказываться невеждой!

Такое чувство охватывает Баджи всякий раз, когда обнаруживается, что Саша незнаком с какой-нибудь пьесой, или не знает значения иностранного слова, или затрудняется объяснить какое-нибудь явление. А Баджи намеренно задает Саше вопросы трудные, сложные, стремясь поставить его в тупик. Пусть и он помучается, как подчас мучается она сама от его вопросов! Для этого Баджи предварительно копается в словаре иностранных слов. Каких только слов там не выищешь — даже прочесть трудно! Можно побиться об заклад, что не только Саша, но и Виктор Иванович таких слов отроду не слыхивал!

— Надо бы тебе познакомиться с этой трагедией Шекспира! — чуть покровительственно замечает Баджи.

— Я люблю Шекспира, — как бы оправдываясь, говорит Саша, — спрашивал «Ромео и Джульетту» в нашей библиотеке — к сожалению, там нет, зачитали.

Спустя несколько дней Баджи является на квартиру к тете Марии с увесистым пакетом. Неторопливо развязывает она бечевку, развертывает бумагу и один за другим выкладывает на стол пять толстых томов брокгаузовского Шекспира.


Рекомендуем почитать
Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.