Мечты сбываются - [125]

— Ты, Баджи, именно ты должна мне помочь! — в волнении, захлебываясь слезами, твердил теперь Хабибулла. — Я знаю, ты в последнее время сдружилась с Фатьмой, знаю, кто повлиял, чтоб она сбросила чадру, знаю, какую роль ты сыграла в нашем разводе, — я все знаю!.. — Он сделал успокаивающий жест рукой: — Не тревожься, я на тебя не сержусь: эту дуру Фатьму любой человек может на что угодно подбить… Но согласись: ведь отчасти и ты виной тому, что я теперь лишен семьи, детей и что они, несчастные, лишены отца… Увы, это так! Вот почему я и решаюсь обратиться именно к тебе: прошу тебя, Баджи, воздействуй на Фатьму, чтоб она — ради наших детей — не становилась бы моим врагом, не гнала бы меня от них и от себя самой… Прошу тебя!

Казалось, он говорил искренне. Была какая-то полуправда в его словах.

Но Баджи не спешила идти Хабибулле навстречу. Так ли обстоит дело, как он это изображает? Так ли уж сильно страдает он без своих детей и так ли уж необходимо им общение с таким отцом? Так ли стремится он сохранить любовь своих детей и так ли беспомощен, что нуждается в ее, Баджи, поддержке? Быть может, он, по обыкновению, прикидывается, лжет, задавшись какой-то неведомой ей целью?

А вместе с тем Баджи чувствовала себя смущенной, пожалуй, даже виноватой. Не слишком ли много взяла она на себя, подбив Фатьму на развод? Не лежит ли на ней ответственность за то, что она разлучила жену с мужем, лишила малышей отца, а самого отца — пусть плохого, недостойного, но все же отца — родных детей? И теперь, после всего, что услышала она от Хабибуллы, не следует ли ей, в самом деле, повлиять на Фатьму, попытаться восстановить семью?

Хитрый, коварный Хабибулла!

Обратив темные стекла очков к Баджи, он терпеливо выжидал ответа.

— Так, значит, поможешь? — спросил он, почувствовав, что тронул сердце Баджи.

О, если б могла Баджи прочесть правду в его глазах, скрытых за темными стеклами очков!

— Я поговорю с Фатьмой, — ответила она…

Разговор с Фатьмой был коротким.

Лишь на одно мгновение задумалась, заколебалась Фатьма… Отец ее детей? Может быть, в самом деле, пойти на уступки? Но, вспомнив злое лицо, брезгливую усмешку Хабибуллы и то чужое, враждебное, что пролегло между ним и его детьми, она тут же опомнилась:

— Нет, Баджи, нет!

— Обдумай, Фатьма, хорошенько.

— Слишком поздно, назад нет пути!..

Баджи передала Хабибулле решение Фатьмы. Он с печалью в голосе сказал:

— Мы сделали все, что могли. Не наша в том вина, что Фатьма не хочет прислушаться к голосу разума, к зову сердца. Пусть это останется на ее совести!

И он безнадежно развел руками.

В душе, однако, Хабибулла был удовлетворен исходом дела. Он вовсе не думал вновь сближаться с нелюбимой, презираемой, опостылевшей ему Фатьмой. Аллах избави! А затея впутать Баджи в его отношения с Фатьмой, заставить Баджи стать его союзницей, конечно, сыграет свою роль. Да, правильно он поступил, начав всю эту болтовню насчет страданий отца и детей.

Оставшись наедине, Хабибулла самодовольно ухмыльнулся: истинно умный человек в любых условиях не пропадет!

АГИТБРИГАДА

Подумать, чего только не творят кулаки, сельские муллы и кочи, стремясь помешать работе ненавистных им колхозов!

В одном селении подожгли здание правления колхоза, в другом разрушили дамбу на берегу реки Куры и затопили большой участок колхозной земли. Кулацкие банды то и дело нападают на колхозников, грабят их, а в одном из селений зверски убили активиста, члена АзЦИКа.

Враги колхозного строя орудуют не только силой, но и хитростью. В Шамхорском районе, например, с целью отвлечь крестьян от весеннего сева хлопка на колхозных полях, они распустили слух, что найдена могила святого имама Али, чудесным образом исцеляющая любые телесные недуги, и толпы легковерных крестьян устремились туда, бросив работу.

Об этой злой вражеской затее сообщает сейчас радио; его слушает группа актеров, сидящих на скамейке в театральном дворике, в ожидании начала репетиции.

— Вот ослы деревенские! — во весь голос восклицает Чингиз. — Верить в подобную чушь! Не представляю, как этакая темнота сумеет работать в сложном коллективном хозяйстве!

— Научатся люди! — обрывает его Гамид. — Хода истории ни кулакам, ни сельским муллам, ни кочи не остановить! И так или иначе, в тридцать третьем году коллективизация у нас в Азербайджане будет завершена!

Чингиз бросает на Гамида недружелюбный взгляд. Неприятный малый этот Гамид! Стоит ему, Чингизу, высказать какую-нибудь мысль, как Гамид суется с возражениями. Всегда и всюду хочет показать, что он умней всех.

— А тебе известно, что на Северном Кавказе, на Волге коллективизацию предполагают завершить гораздо раньше — в тридцать первом году? — спрашивает Чингиз, прищурившись.

— Там другие условия.

— То-то что другие! — Чингиз делает многозначительный вид. — Азербайджан — это не Россия! И здесь с коллективизацией может начаться такое, чего и не придумаешь!

Баджи прислушивается… Азербайджан — не Россия? С этим спорить не приходится. Она, Баджи, читала постановление ЦК партии о коллективизации и поняла, какую важную роль играет своеобразие условий в отдельных республиках и даже районах. Все это так… Но почему некоторые люди стараются не только учесть это своеобразие, сколько всячески раздуть его, превратить в какую-то непроходимую пропасть? Пусти таких болтунов по этой дорожке — они вкатятся прямо в мусават! Неужели так мало между Россией и Азербайджаном общего, чтоб только толковать о различии?