Мечты и свершения - [7]

Дед окончил в свое время Валгаскую учительскую семинарию и, когда бывал в хорошем настроении, рассказывал веселые истории из жизни семинаристов, вспоминал их проделки, а также довольно пикантные истории о семинарских учителях. В молодости он обморозил ноги, и несколько пальцев у него было ампутировано. Это мешало ему ходить, и он постоянно жаловался, что уцелевшие пальцы очень чувствительны к холоду, не выносил тесной обуви. Старик был страстным курильщиком, трубка вечно торчала у него в зубах, и, если кончался табак, дед готов был в любую непогоду идти за ним за две версты в лавку. И любопытно, что при этом он не ворчал, хотя обычно не любил далеко ходить.

Мы сразу привязались к деду и с удовольствием поверяли ему все наши тайны. Особенно он интересовался рекой, глубока ли она, высок ли уровень воды весной, летом и зимой. Есть ли в реке рыба. Ну, здесь мы могли рассказать ему много! Все мы — и старший брат Руут, и я, и Бенно — знали о реке все. Мы целыми днями пропадали на ней. Могли точно сказать, где у нее места глубокие, где мелкие, когда весной вода начинает прибывать, когда к лету высыхает и как на зиму копят воду для мельницы.

Затем пошли показывать деду мельницу. Была она плохонькая, но все-таки имела три пары жерновов, в том числе крупорушку и приспособление для сеяния муки. Обычно она бывала загружена только с осени до нового года. В это время отец работал здесь от темна до темна. В большом количестве приходилось молоть зерно для мызы. Как уже упоминалось, делалось это бесплатно. Помещик пропускал через мельницу все кормовое зерно. Кроме того, в течение года подвозились еще подсолнечные жмыхи, немного уже измельченные, их тоже пропускали через мельничную воронку, и они шли на корм скоту. Бесплатно размалывалось зерно, шедшее на оплату мызным рабочим и служащим.

В имении существовало два вида оплаты труда: частично труд работников оплачивался натурой, они получали зерно для выпечки хлеба и кормовое зерно для скота, причем норма натуральной оплаты колебалась в зависимости от специальности работника. У мызных мастеров — у кузнеца, плотника и других — нормы были выше, чем у простых рабочих, К тому же всем отводился клочок земли под картофель, каждый должен был обрабатывать его сам на мызных лошадях в свободное время — либо в воскресенье, либо после окончания рабочего дня.

Была еще и денежная оплата, правда небольшая, — рублей пятьдесят — шестьдесят в год. Работники держали одну-две свиньи на мясо. Молоко — один-два штофа — женщины получали на мызном скотном дворе за дойку. Бедный люд довольствовался и этим. У кулака батрачить было несравненно тяжелее. Рабочий день батрака там был не ограничен временем. Хозяева будили батраков и работниц по своему усмотрению, как того требовали полевые работы. Мызные рабочие все это знали и старались держаться за свои места. К тому же управляющий, заинтересованный в хороших рабочих, старался подчеркнуть к ним свое расположение. Существовал даже обычай преподносить старому, почтенному работнику к его юбилею от мызы подарок (конечно, недорогой), который тот берег как память и лишь в редких случаях выносил и показывал гостям. Мыза предоставляла своим рабочим жилье обычно в самом имении. Служащие имели небольшие отдельные домики на одну или две-три семьи, в пристройке содержался скот, хранилось топливо и т. д.

На винокуренном заводе работали обычно в течение года. Винокур и его помощник входили уже в верхушку служащих. Им платили жалованье, даже если завод стоял.

Мыза старалась свести эти простои до минимума. Закупала картофель у крестьян. Те охотно продавали его, так как хранить его зимой было опасно: картофель мог замерзнуть.

Таким образом винокуренный завод приносил выгоду помещику, который продавал и сырец, и барду. За счет барды обогащался и мызный писарь, утаивая зерно и реализуя его в своих интересах. Теперь у него появился еще новый клиент в лице хозяина хутора Соо.

Для Кости сделка не таила в себе вообще никакой опасности, ведь он нигде не оставил своей подписи. Он только подсчитывал, сколько получит благодаря этому дополнительно мяса и масла. Дела его шли на лад.

Вскоре учитель Лейман зашел к ним и сообщил, что ему удалось договориться в городе о том, что их старшего сына примут прямо в гимназию. Один из учителей согласен взять его к себе на полный пансион при условии, если хозяин будет платить ему натурой — маслом, мясом, яйцами. Кости был вполне доволен условиями.

— Если мы в состоянии выращивать и кормить скот, то можем оплатить и учебу детей, — важно заметил учителю хозяин хутора.

Договорились, что в гимназию мальчик поедет зимой, а до этого с ним позанимается учитель Лейман.

Жизнь на хуторе постепенно входила в колею. Работа спорилась, ведь хозяин сам был еще в полной силе, да и жена помогала, сколько могла. Даже постороннему глазу были видны перемены: парни Кару пришлись хозяину по душе. Сассь воистину обладал огромной силой, и хозяин не мог нарадоваться, глядя, как тот ловко выламывал плитняк и вместе с Руутом перевозил к месту постройки хлева. Единственной заботой, все больше и больше донимавшей хозяина, была покупка новой лошади — Гнедой что-то сильно стал сдавать и вряд ли долго протянет. Правда, на первых порах можно попросить лошадь у мельника — та все равно стояла на конюшне без дела. Кости уже намекал свояченице на это, и она пообещала поговорить с мужем. Тот согласился одолжить лошадь, и на двух повозках братья Кару навезли столько плитняка, что должно было хватить не только на хлев. Раздобыли также известь, цемент, дело было лишь за лесоматериалами. В роще спилили деревья, ободрали кору, разрезали бревна пополам для стропил и распилили на доски. Пока все это делалось, хозяин ломал голову, где найти людей для рытья бурового колодца, где раздобыть для него трубы и насос.