Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов - [7]
Мои соображения иногда могут быть несоразмерными, очень возможно. И все же я верю, что в их характере, и в действии, и в направлении должна быть доля правды. Я сейчас работал над тем, чтобы дом снова был для меня открыт, вплоть до того, чтобы у меня была там мастерская, и делаю это, в первую очередь или главным образом, не из себялюбия.
Я вижу в этом вот что: хотя мы во многом не понимаем друг друга, всегда или иногда, ты, папа и я готовы проявить добрую волю, чтобы сотрудничать. Поскольку отдаление происходит долго, не может быть никакого вреда в том, чтобы попытаться положить груз на другую сторону, чтобы мы не казались людям более разобщенными, чем есть сейчас, чтобы не впадать перед людьми в крайности.
Раппард говорит мне: «Человек не будет куском торфа в той мере, в какой он не может вынести, чтобы его, как кусок торфа, забросили на чердак и забыли там» – и указывает, что, по его мнению, для меня было большим несчастьем, что мне отказали от дома. Если хочешь, подумай об этом. Думаю, будет преувеличением считать, что я действовал своевольно или самоуверенно, или – что ж, ты сам знаешь это лучше, чем я, – меня более или менее принуждали делать одно и другое и я мог делать только то, что хотели видеть они.
А именно предвзятое мнение о низменности моих целей и т. д. сделало меня очень холодным и довольно безразличным по отношению кое к кому.
Брат, еще раз: много думай на этой стадии своей жизни, полагаю, тебе грозит искаженное представление о многих вещах, и думаю, что тебе нужно еще раз проверить перспективы своей жизни – тогда твоя жизнь станет ЛУЧШЕ. Я говорю не так, будто я знал об этом, а ты не знал, я говорю это потому, что все больше начинаю осознавать: ужасно трудно узнать, в чем ты прав, а в чем не прав.
Дорогой Тео,
вчера вечером я вернулся в Нюэнен, и мне надо сразу же рассказать тебе то, что я должен рассказать.
Свои принадлежности, этюды и пр. я собрал и отправил сюда, и, пока папа и мама освобождают маленькую комнату, я уже устроился на новом рабочем месте, где надеюсь добиться кое-каких успехов.
Сообщаю также, что разговаривал с той женщиной и что наше решение, еще более окончательное, состоит в том, что в любом случае она останется сама по себе, а я сам по себе, чтобы люди не могли справедливо упрекать нас.
Теперь, когда мы в разлуке, мы останемся в разлуке, только задним числом сожалеем, что не выбрали среднего пути, и даже сейчас остается взаимная привязанность, корни или причины которой слишком глубоки, чтобы она была преходящей.
Теперь я должен сказать еще кое-что, к чему не буду возвращаться; ты можешь воспринимать это как угодно, обдумать или отклонить по своему желанию – дело твое, просто знай для себя.
Знай же, что я с глубоким раскаянием вспоминаю о твоем приезде этим летом, о наших тогдашних разговорах и обо всем, что из них проистекало. Время прошло, но я не могу задним числом отрицать, что мы, кажется, были не правы. И теперь я иначе рассматриваю твои слова и тебя самого и больше не могу думать о тебе с тем же чувством, что раньше.
Дело в том, что теперь я вижу яснее, как ты и другие, похоже, желали разлучить меня с ней.
В добрых намерениях я не сомневаюсь.
Решение было за мной, и если я поступил неправильно, то, по-моему, не должен винить в первую очередь тебя (в первую очередь я виню себя самого), однако во ВТОРУЮ очередь должен винить тебя.
Вот рычаги, с помощью которых на меня воздействовали так, что я растерялся, – и ты в этом участвовал, во всяком случае до какой-то степени: во-первых, затрагивание бесконечно щекотливых вопросов из прошлого, беспокоивших меня, а во-вторых, твои слова о том, что «мой долг», возможно, должен подтолкнуть меня к расставанию. Что ж, если бы ты говорил совершенно независимо, я бы к этому никогда не вернулся, но это слишком совпадает с чувствами других людей, с которыми я тоже расхожусь во мнениях, чтобы я мог считать твои суждения полностью независимыми. Я вник в твои взгляды, хотя, вероятно, имею в виду совсем не то, что ты думаешь, и со временем собираюсь объяснить тебе еще кое-что, о чем сейчас говорить неуместно.
Ты указал мне на случай, когда некий мужчина оставил некую женщину и это «хорошо сработало».
Само по себе это может быть верно – очень верно, – однако было ли это применимо в данном случае, к ней и ко мне? Видишь, это другое.
И я позволил себе посмотреть, «хорошо ли это сработало». И, друг мой, теперь это слишком сомнительно.
Знай, что эта женщина хорошо держалась, работая (прачкой), чтобы обеспечить себя и детей, следовательно, она исполнила свой долг, и это при серьезной физической слабости.
Ты знаешь, что я взял ее к себе, – при родах с ней произошло такое, из-за чего врачи в Лейдене указали, что ей нужно спокойное место, где она и ее ребенок встанут на ноги.
У нее было малокровие и, возможно, уже начиналась чахотка. Что ж, пока с ней был я, ей не стало хуже, она во многом окрепла и всякие скверные явления прошли.
