Мечтательница из Остенде - [61]

Вернувшись домой, я все думал о женщине с букетом. Поскольку следующие мои путешествия в Цюрих пролегали воздушным путем или автотрассой, у меня не было случая побывать на вокзале.

Прошло два или три года.

Дама с букетом обладала странным свойством: я забыл ее, никогда о ней не забывая, вернее, думал о ней в часы уединения, когда не с кем было перекинуться словом… Ее образ посещал меня в минуты замешательства. Однако мне случилось как-то упомянуть о ней в телефонном разговоре с Уллой.

— Да, да, уверяю тебя, она все там же. Каждый день. На третьей платформе. Конечно, она не всегда бодра; временами начинает дремать в своем кресле, но потом вздрагивает, подхватывает букет и снова упорно смотрит на рельсы.

— Она меня заинтриговала.

— О чем тут говорить! Хоть она и кажется абсолютно нормальной, это душевнобольная, бедная сумасшедшая. В конце концов, сегодня, в век телефона и Интернета, человека не разыскивают на перроне, ведь так?

— Мне интересно не почему она ждет на перроне, а кого она ждет. Кого можно ждать годы и даже всю жизнь?

— Писатель Беккет ждал Годо.

— Да это ж литература! Он-то хотел показать, что мир абсурден, что в нем нет Бога, что мы заблуждаемся, ожидая чего бы то ни было в этой жизни. Беккет — это чистильщик, он подметает небо, как метут землю, он отправляет в мусорную корзину все твои надежды, как ненужный хлам. Ну а в этой истории меня интересуют две вещи. Во-первых, кого ждет женщина с букетом? Во-вторых, имеет ли смысл ее ожидание?

— Хорошо, передаю трубку шефу, который слышал наш разговор. Он хочет кое-что зачитать.

— Эрик? У меня есть для тебя одна фраза. «В загадке интересна не истина, которую она скрывает, а тайна, которую она хранит».[10]

— Спасибо за цитату, Эгон.

Я повесил трубку, подозревая, что на другом конце провода надо мной смеются.

Прошлой весной я приехал на конференцию в Цюрих поездом. И конечно, стоило мне войти в купе, я тотчас вспомнил о моей незнакомке. Я радовался, что скоро ее увижу, спокойную, улыбающуюся, верную, равнодушную к окружающим, внимающую чему-то, что нам неведомо. Эта женщина, которую мы наблюдали мгновения и о которой говорили часами, стала нашим сфинксом, хранителем тайны, стойким ферментом для нашего воображения.

Приближаясь к Цюриху, я осознал единственный очевидный факт: ни один из нас не был тем, кого она ждала. Наше молчание, лень навести справки, порой забывчивость — не коренились ли они в унижении, ведь она смотрела сквозь нас, будто мы невидимы?

— Цюрих!

Едва ступив на перрон, я тотчас ощутил ее отсутствие. Последние пассажиры расходились с третьей платформы, оставляя за собой девственное пространство.

Что с ней случилось?

Пересекая на трамвае Цюрих, я не позволил себе строить гипотезы. Улла должна знать, Улла знает, Улла мне все расскажет. Я довольствовался тем, что разглядывал этот необычный город, и богатый, и скромный, мечту любой старушки, город, где дома будто возведены вокруг гераней, восседающих на каждом окне, мирный город, который кажется таким же сонным, как и озеро, что прикорнуло у него под боком, хотя за его толстыми стенами вершатся миллионные сделки. Цюрих всегда для меня таинствен тем, что в нем нет тайны: тогда как мы, романские народы, находим захватывающим то, что нечисто, двусмысленно, обильно, — Цюрих, благонравный, чистый и аккуратный, странен своим полным отсутствием странности. Ему свойственна обольстительность элегантного кавалера, в галстуке и смокинге, примерного сына и безупречного зятя, но готового предаться самому дикому разгулу, едва покинув домашний очаг.

В издательстве Аммана я сначала занимался делами — дискуссии, программа, — затем воспользовался паузой и поймал Уллу в дверях:

— Куда пропала женщина с букетом?

Улла растерянно округлила глаза.

— Когда будет минутка, я тебе расскажу.

Вечером после выступления, раздачи автографов и ужина мы, измотанные, вернулись в отель. Без лишних слов зашли в бар, ткнули пальцем в карту коктейлей; я отключил телефон, а Улла зажгла сигарету.

— Ну? — спросил я.

Мне не нужно было уточнять. Она знала, о чем я.

— То, чего ждала женщина с букетом, свершилось. Потому ее и нет на месте.

— Что же произошло?

— Мой приятель, из камеры хранения, все мне рассказал. Три недели назад женщина с букетом внезапно поднялась — лицо счастливое, глаза светятся. Помахала рукой человеку, выходившему из вагона, тот ее сразу заметил. Она бросилась к нему. Они долго простояли обнявшись. Носильщики и те растрогались — так она сияла. Высокий мужчина в длинном темном плаще никому из персонала не был знаком, да и лицо его было почти скрыто надвинутой фетровой шляпой. О нем сказали только одно: он вовсе не был удивлен встрече. Потом он взял ее под руку, и они ушли. В последний момент она проявила кокетство: оставила холщовое кресло на перроне, будто и не таскала его сюда каждый день. Да, я забыла еще одну подробность: у приезжего не было никакого багажа и он держал в руке только подаренный ему оранжевый букет.

— А потом?

— Мой друг рассказал мне завершение истории. Я же говорила тебе о нем? Он живет по соседству с госпожой Штейнмец.

— Да, да, прошу тебя, продолжай.