Мечта - [4]

— Пьет отчим. Мамку запивает. Съездил бы… — Она горестно покачала головой и уставилась на экран. С монитора зазывно улыбалась холеная красавица. У таких ни забот, ни хлопот, и плевать они хотели на весь мир.

Сука, зло подумала Ирина.

Внезапно в мозгу блеснула мысль. Криво усмехнувшись, она взглянула на братца:

— Паш, а ну, если говоришь, что бабы на тебя вешаются, можешь сделаешь так, чтобы вот эта в тебя влюбилась? Слабо?

— Да ну, — Пашок посыпал солью горбушку бородинского и отправил ее в рот, — с ума сошла!

— Ну, как хочешь. А то уж я подумала, что ты у меня супергерой. Хотела сто баксов поставить.

Пашок удивился настолько, что поперхнулся и, вскочив, закружился по комнате.

— Иди, по спине хлопну, волчок!

Откашлявшись, он уточнил:

— Ты чё, Ир, серьезно про сто баксов?

— Ну да! А что тут такого? Я, кстати, тебе деньги за хату принесла, но эти ты мне вернешь с получки, а сотку зеленых заработаешь, если эту породистую су… лошадку влюбишь в себя. Пойдет?

— Да легко! У меня таких уже за пятьдесят штук перевалило, если хочешь знать!

Ирина шутливо погрозила ему пальцем и рассмеялась:

— Время пошло!

— Готовь бабки, сестренка! — Пашок потер руки и, хлопнув себя по плечам, превратился в ребенка.

Мать трудилась на кондитерке и каждый вечер приносила пестрые картонные коробочки, доверху наполненные клюквой в сахарной пудре. Белые бракованные шарики работницам разрешалось есть от пуза, а брать домой — ни-ни. Но мамка, умница, ухитрялась проносить через проходную несколько коробочек в смену. Так делали все. Ирина клюкву ту ненавидела всей душой, и до сих пор вкус кисло-горькой ягоды вызывал у нее рвотный рефлекс. А Пашок и сейчас лопает эту гадость с превеликим удовольствием.

Ирина перевела взгляд на экран — девка эта наверняка такая же, как та клюква: сахарная снаружи, а внутри кислятина. Она усмехнулась мысли о возможной мести представительнице породы «столичных сучек», которых не любила всей душой. «Не любила» — еще мягко сказано. Недавно Ирина потеряла классного мужика. Все вроде было на мази — хата двухъярусная, дорогущая тачка и золотые кредитки. Почти у цели выяснилось, что у мужика есть жена. Прознав об их отношениях, тупая мышь устроила вселенский скандал с истерикой и угрозами, а владелец кредиток, потея, объявил, что ничего поделать не может — «квартира и две машины оформлены на жену, а теща вообще дура, заказать его решила», так что придется им расстаться от греха подальше.

«Я тебе устрою, — с ненавистью подумала Ирина, глядя на самодовольную экранную телку, — мало точно не покажется!»

В возможностях братца она не сомневалась. Парень далеко пойдет. Правильно определился — драть этих московских шлюх нужно. Драть во все места, включая голову, — все варианты хороши. Они с Пашком ничуть не хуже этих избалованных шалав, однако ж мучаются по съемным квартирам, недоедают, чтоб позволить себе хотя бы внешнее благополучие.

Пашок тем временем ковырялся на своей странице: поменял фотокарточку смешного кота в круглых очках на брутального красавца. Затем, хихикая, с помощью фотошопа отрезал верхнюю часть лица. На фотке остались волевой подбородок с модной щетиной, чувственные губы и дымящаяся сигарета. Прям Джеймс Бонд — ни дать ни взять. Братец залил фотку на страницу и лихо пробежался пальцами по клавишам. Тут же открылась другая страничка, с фотографией художницы-москвички, внизу был прописан ее ник: «Маргарита» Вот оно что! Значит, Маргарита…

Пашок покопался в приложениях и нашел целый арсенал смайликов. Выбрал самый позитивный и отправил ей. Незамедлительно последовал ответ: «Привет!»

Выставив два пальца в экран и подпрыгнув на стуле от избытка чувств, Пашок выкрикнул:

— Йесс! Процесс пошел, Ирк! Готовь мои баксы!

Ирина довольно хмыкнула и, посидев еще минут десять, засобиралась домой. Перед выходом оглянулась попрощаться, но братец с головой ушел в переписку. Она не стала его отвлекать. Пусть заталкивает виртуальной красотке «витаминки», а та — давится.

ГЛАВА 2 Привет

Зима уходила нехотя, тяжело, словно старуха, прожившая долгую мучительную жизнь. Серая слякоть замерзала к утру, а к вечеру противно хлюпала под ногами. Мой город, прежде солнечный, наполненный жизнью и суетой, теперь замер, соболезнуя и переживая этот затянувшийся уход. Казалось, это я погибала. А холодная безликая старуха с ухмылкой забирала меня с собой…

К новому состоянию пришлось привыкать почти год. Сначала, чувствуя себя непривычно спокойно, можно было поразмышлять, раскладывая отдельные события по полочкам: «А что было бы, если бы не…» Потом, неожиданно привыкнув, можно было присмотреться к себе со стороны. Картина жалкая, но полезная. Вдруг да обнаружишь едва живую надежду на счастливый случай, который возьмет и перевернет твою жизнь, и ты станешь кому-то необходимой прямо сейчас, немедленно. Увы… ждать еще тяжелее, чем отпускать.

Я и ждала, ждала стоически, но ничего не происходило. Что-то во мне завяло, скрючилось… перепуталось, тихонько угасая вместе с беззубой старухой зимой.

А потом… пришел страх, медленно заполняя все вокруг, и я перестала замечать людей, их эмоции, запахи, прикосновения. Страха стало так много, что он приобрел цвет и свойство. Серый и тупой, он подкрадывался сзади и смрадно дышал в затылок, готовя мое погребение одиночеством.