Мечта пилота - [17]

Компания оживилась: наконец-то Грохотову удастся осуществить свою заветную мечту.

– Лети, Лев Ильич, – раздалось кругом, – а завтра расскажешь нам о своём полёте.

Иван Иванович страшно обрадовался, засуетился, вынул из кармана какую-то зелёную бумажку и протянул её Грохотову. Тот, не глядя, небрежно сунул её в карман. Со стороны было заметно, что настроение его несколько испортилось. Но никто на это не обратил внимания: мало ли что может показаться, ведь всё-таки не каждый день человеку летать приходится.

Просидев для приличия ещё минут десять-пятнадцать, Грохотов собрался домой, заявив, что ему перед полётом нужно как следует отдохнуть.

Дома он сразу же разделся и лёг. Теперь, наедине с самим собой, он мог быть откровенным. В сущности, предстоящий полёт его нисколько не устраивал…

Сон не приходил. Перед глазами метеоролога, быстро сменяясь, проносились ужасные авиационные катастрофы, о которых ему когда-либо приходилось слышать. "Дурак, – ругал он сам себя, – ну, за каким чортом согласился? Разве ты не мог придумать какого-нибудь благовидного предлога и отказаться? А вот теперь лети…"

С этими мыслями метеоролог проворочался всю ночь.

Утром у Грохотова хватило мужества дойти только до забора аэродрома. Он с грустью посмотрел на огромное, покрытое ровной травой поле, на взлетающие и садящиеся самолёты и почувствовал, как в груди сжалось сердце. Надо лететь!..

И тогда ему в голову пришла гениальная мысль:

"А зачем лететь? Кто узнает – летал я, или я не летал? Рассказать-то о своём полёте я всегда сумею…"

Метеоролог облегченно вздохнул, сразу успокоенный этой мыслью. И даже не взглянув, изорвал данную ему бухгалтером зеленую бумажку в мелкие клочки и пустил их по ветру.

Вечером Грохотов явился в назначенное место. Компания уже ждала. Все обрадовались его приходу, поздравляли, жали руки, завидовали:

Когда схлынула первая волна радостных приветствий, Грохотов уселся поудобнее в кресло и, затянувшись папироской, начал:

– Ровно в десять я был уже на аэродроме. В центре зелёного поля стоит готовый к полёту аэроплан. Мотор работает. Вокруг металлической птицы нервно шагает лётчик. Ждет. Увидел меня, спрашивает: "Это вы полетите?" – "Да, – отвечаю, – я". – "Садитесь!" Сел в самолёт я, за мной забрался лётчик. Взлетели. Набираем высоту. Тысяча метров… Лётчик обернулся, посмотрел на меня и показал рукой, что сейчас пойдёт на посадку. Я отрицательно покачал головой. "Нет, – говорю, – тащи выше!" Лётчик нехотя продолжал набирать высоту. Вот и две тысячи метров… Мой воздушный извозчик побледнел, как полотно, и кричит дрожащим голосом: "Больше не могу! Холодно. Пойду на посадку!" Похлопал я его по плечу и сказал спокойно: "Не бойся, дружище, ты летишь со мной. Давай выше!" Видя, что попал на знающего человека, лётчик махнул рукой, снимая с себя всякую ответственность за исход полёта. Летим дальше. Набрали три тысячи метров…

Все сидели и с раскрытыми ртами слушали этот удивительный рассказ удивительного человека. Вдруг, в самый патетический момент, с шумом раскрылась дверь, и в комнату бомбой влетел Иван Иванович. Увидев Грохотова, он вздохнул с облегчением и обратился к нему:

– Наконец-то я тебя нашёл, Лев Ильич! Все телефоны оборвал, на службу не ходил – с самого утра тебя разыскиваю. Прости, дружище, ты, наверное, ругаешь меня за то, что я тебе вместо билета на полёт второпях свою хлебную карточку отдал. Прости… Жена меня за неё чуть не съела. Вот возьми свой билет, отдай мою карточку.

В комнате наступило неловкое молчание. Затем все взоры обратились на побледневшего Грохотова и раздался оглушительный взрыв хохота. Метеоролог побагровел, вскочил и, прокричав: "Я вам докажу, что летать буду!", – выскочил из комнаты, хлопнув дверью…

Грохотов лез из кожи вон, чтобы понравиться Бирюковой. Она не знала настоящего Грохотова, мало обращая внимания на рассказы товарищей. Она считала его в действительности таким, каким он, рисуясь перед ней, пытался себя представить: умным, решительным, смелым. Но скоро недвусмысленная настойчивость Грохотова стала её беспокоить. Всё чаще и чаще, словно невзначай, он брал её за локоть и привлекал к себе. А сегодня утром его "ухаживания" были так назойливы, что девушка была вынуждена его выгнать. Этот инцидент ей сказал о многом, и сейчас в присутствии Грохотова она чувствовала себя неважно.

Только боязнь показаться невежливой заставляла Аню сидеть на вечере. Но Грохотов и здесь не давал ей покоя, взглядами напоминая о себе. В конце концов Аня не выдержала и, ни с кем не простившись, ушла в свою комнату. Это вышло так неожиданно, что все, словно по команде, сразу повернулись к Грохотову, считая его виновником такого странного поведения девушки. Тот вспыхнул, но сейчас же овладел собой и с независимым видом уставился в потолок. Веселье на минуту оборвалось. Блинов быстро нашёл выход, затянув:

Мы рождены,

Чтоб сказку сделать былью…

Прислушавшись к знакомым звукам "Авиамарша", Аня как-то сразу успокоилась и с наслаждением растянулась на своей походной койке. Но мысли не изменили направление, и девушке вспомнилась её первая неудачная любовь.