Мечта дилетантов - [3]

— Я нашла, — торжествующе сказала мать, — запиши ее телефон.

— Не нужно. Я запомню. Продиктуй мне этот номер.

— Сначала нужно набрать ноль ноль. Потом четыреста девяносто пять. Это код Москвы…

— Мама. Я все это знаю. Назови номер.

Она назвала семизначный номер. Он сразу его запомнил. Он вообще никогда не записывал номера, предпочитая оставлять их в своей памяти.

— Ты его запомнил? — спросила она.

— Конечно. Ты ведь знаешь, что я никогда не записываю номера телефонов.

— Иногда мне кажется, что некоторые номера ты забываешь. Например, мой.

— Я его никогда не забываю. Но иногда бывает много работы.

— Так много, что ты не можешь даже позвонить своей матери…

— Да, ты права. Это свинство с моей стороны. Больше такого не будет.

— Знаешь, — неожиданно сказала она, — мне иногда бывает очень больно. Когда был жив твой отец, ты звонил почти ежедневно. А сейчас…

Он подумал, что она права. При воспоминании об отце у него заныло сердце. Это был его лучший друг и советчик. Он ушел на девятом десятке лет, прожив с его матерью больше полувека. Ушел, заснув и не проснувшись. Улыбаясь чему-то своему, увиденному в последний раз. Говорят, что подобной смертью Господь одаряет праведников. Но боль все равно остается.

— Извини, — сказал сын, — я обязательно к тебе сегодня приеду.

Положив трубку, он молчал целую минуту, закрыв глаза. Ему казалось тогда, что мир стал неполным, если в нем не осталось места для его отца. Вся прежняя жизнь была опрокинута и казалась теперь одним счастливым сном. Он прожил вместе с родителями почти сорок девять лет. Другой мог бы назвать это счастьем. Он подумал, что боль потери бывает одинаковой и в десять, и в двадцать, и в сорок, и в пятьдесят лет. Или это не совсем так. Боль потери в десять лет — это жизнь подростка без отца в самые нужные моменты жизни. Боль потери в двадцать лет — это жизнь молодого человека без отца в период становления новой жизни. Боль потери в тридцать лет — это жизнь человека без мудрого осмысления прожитых лет и без должного наставника. В сорок лет с потерей начинаешь смиряться. В пятьдесят уже сам чувствуешь себя не совсем молодым человеком. Но боль все равно остается.

Он набрал московский номер Сабины Абасовой. И услышал ее энергичный голос.

— Доброе утро. Я вас слушаю.

— Здравствуйте. Вы вчера ночью написали мне письмо. Меня обычно называют Дронго.

— Ах, извините. Я не думала, что вы мне позвоните. Извините и за мое сумбурное письмо. Я так волновалась. Вы наверно подумали, что я экзальтированная особа, которая пытается с вами связаться. Я даже хотела переделать письмо, но было уже поздно, я его отправила.

— Ничего страшного. Нормальное письмо.

— Вы, наверно, перезвонили из вежливости. Мои родители знают вашу маму, которая дружила с моей бабушкой. И, наверно, через нее вы узнали мой номер телефона. Извините нас, мы не думали вас так беспокоить.

— Непоправимое уже случилось, — полушутя пробормотал он, — меня уже побеспокоили. А теперь скажите, почему вы меня ищите и чем я могу вам помочь?

— Это не телефонный разговор. Простите меня за назойливость, но когда вы будете в Москве?

— Завтра вечером.

— Мы можем увидиться? Я бы вам все рассказала.

— Хорошо. Тогда я буду ждать вас в семь часов вечера у себя дома. Вам удобно?

— Очень. Я как раз закончу работу и приеду к вам. Где вы живете?

Он назвал свой московский адрес.

— Наш офис в двадцати минутах езды от вас, — удовлетворенно пробормотала она, — тогда я точно не опоздаю. Вы знаете, эти ужасные московские пробки.

— Знаю, — сказал он, — значит, договорились, завтра в семь часов вечера.

— Даже не знаю, как вас благодарить, — взволнованно произнесла Сабина.

— Лучше поблагодарите мою маму, — посоветовал Дронго, — это она дала мне ваш номер телефона.

— Обязательно, — кажется, его собеседница не поняла, что он шутит.

Он положил трубку и посмотрел на часы. Сегодня он проведет весь день со своей мамой. В конце концов она права. Он просто не имеет права вести себя иначе.

Глава вторая

Он прилетел в Домодедово дневным рейсом и уже к пяти часам вечера был дома. Ровно через два часа снизу позвонил дежурный охранник, который сообщил, что к нему приехала молодая женщина, которая хочет подняться. Еще через несколько минут она входила в его квартиру. На вид ей было лет тридцать пять. Собранные на затылке волосы, умное, интеллигентное лицо. Модные очки. Тонкий носик, темные раскосые глаза, чувственная линия губ, очерченные скулы. У нее была подтянутая фигура спортсменки. Одетая в темный брючный костюм, она выглядела достаточно элегантной бизнес-леди. На лице почти не было макияжа. Она вошла в его квартиру достаточно уверенно, не смущаясь. В левой руке у нее был портфель. Первой протянула ему руку.

— Сабина Абасова. Хотя по мужу я Сабина Корренс.

— Очень приятно. Меня обычно называют Дронго, — рукопожатие было сильным.

Они прошли в гостиную, и она уселась в кресло. Он сел напротив, подвинув к ней столик с напитками.

— Спасибо, — поблагодарила она, — я ничего не буду пить. Только, если разрешите, стану курить.

— Хорошо, — вздохнул он. Нельзя говорить своей молодой гостье, что он не курит и не разрешает дымить в своей квартире гостям.