Мечом раздвину рубежи - [51]

– Завтра? А где он проведет остаток сегодняшнего дня и ночь? В зиндане?( Зиндан – тюрьма.) С бродягами, ворами, разбойниками?

– По моему мнению, именно там его место,– усмехнулся юз-беки.– Но, поскольку ты считаешь по-другому, я попрошу, чтобы стража зиндана уступила ему одну из своих комнат. Там он будет находиться под охраной равного числа моих и твоих воинов, которые ничем не станут стеснять его свободу и позволят заниматься всем, чем он пожелает… даже пить вино и пригласить женщину.

– Зиндан есть зиндан, даже если ты находишься в комнате стражников, а охрана позволяет пить вино и принимать ласки продажных женщин. Юз-беки, говорю последний раз – мы завершим наш разговор завтра по твоему усмотрению: между нами либо перед судьей-язычником.

– Этому не бывать, рус, ибо я знаю, что случится завтра. Ты либо заявишь, что твой воин, страшась расплаты за прошлые грехи, сбежал ночью, либо покажешь нам другого человека, внешне схожего с ним. Впрочем, почему схожего? Разве ты не можешь заявить, что мы с Аруком его не рассмотрели из-за слепящего солнца и замутивших наши глаза слез, выжатых из нас встречным ветром? Нет, рус, этот человек предстанет перед судьей не завтра, а сегодня, и к нему его доставлю я сам, хотя совсем недавно у меня были совсем иные планы. Ты поедешь со мной или поручишь присутствовать на суде кому-то из своих людей?

– Я не сделаю ни того, ни другого. Я и все мои люди продолжат прерванный тобой путь.

– Нет, рус, один из вас его не продолжит, а прямо отсюда отправится в зиндан. Да-да, в зиндан, ибо я и десятский Арук обвиняем его не только в дезертирстве из войска кагана, но и в том, что он, асий и бывший бунтовщик, находится сегодня в Итиль-келе по заданию мятежных асиев.

– Опомнись, юз-беки! О каком задании мятежных асиев ты говоришь, если он всего несколько дней назад прибыл из Киева, а во время пути с караваном купца Исаака ни на час не отлучался от него? Это могут подтвердить Исаак и его люди.

– Возможно, но это Исаак и его караванщики будут делать перед судьей. А сейчас, рус, позволь мне выполнить долг верного воина кагана и задержать лазутчика врагов Хазарии.

– Воин великого киевского князя – лазутчик врагов Хазарии? – округлил глаза Микула.– А почему бы тебе не назвать таким же лазутчиком и меня, сотника этого воина? Постой, а не враг ли кагана ты сам, сын Мухаммеда, желающий поссорить хазар, детей Моисея, с русичами, внуками Перуна? Уж не хочешь ли ты, оскорбляя воинов великого князя Игоря, столкнуть Хазарию с Русью именно сейчас, когда она тушит мятеж асиев и отбивается от набега печенегов и гузов? Вижу, юз-беки, что ты куда опаснее человека, коего пытаешься обвинить невесть в чем. Даже несмотря на мое предупреждение, ты хочешь задержать его и нанести непоправимый вред Хазарии? Подумай еще раз…– и Микула предостерегающе положил ладонь на рукоять меча.

Несколько мгновений юз-беки смотрел на Микулу ненавидящим взглядом, затем зло процедил сквозь зубы:

– Рус, ты очень умный человек. Ты знаешь, что каган сегодня ни за что не захочет ссориться с твоим князем, и потому чувствуешь себя в безопасности. Случись наша встреча даже месяц назад, я приказал бы скрутить разбойника, которого ты выдаешь за своего воина, на твоих глазах, а если бы ты стал защищать его с оружием в руках, эта участь постигла бы и тебя… в случае, если бы ты остался жив,– добавил он с усмешкой.– Но сейчас я действительно бессилен перед тобой. Однако я бессилен лишь как юз-беки, слуга кагана, но не как свободный, гордый человек, с которым ты, рус, вел себя свысока. Я не привык терпеть подобное обращение, тем более в присутствии своих подчиненных, поэтому ты заплатишь за проявленное высокомерие кровью. Принимаешь мой вызов?

– Да.

– Я не сомневался в твоем мужестве, рус. Но так ли смел тот, из-за которого ты рискуешь жизнью? Готов ли он скрестить меч с десятским Аруком, которому принес столько горя?

– Пусть это решают он и твой десятский.

– Арук, готов ли ты собственной рукой привести в исполнение приговор, вынесенный твоему бывшему воину-дезертиру? – спросил юз-беки.– Но прежде чем ответить, присмотрись к нему внимательней еще раз – он ли это или схожий с ним человек?

– Он, доблестный юз-беки. Я не могу ошибиться, потому что изменник не просто мой бывший воин, а соплеменник и даже друг детства. Изменяя кагану, он предал меня и нашу дружбу, ибо знал, что первым за преступления своих воинов отвечает их командир. Вот почему я с удовольствием отрублю ему голову, избавив от этого труда палача-катилу. Если он не трус и не разучился держать меч, пусть приходит на поединок вместе с русом и умрет, как бывший воин, с оружием в руках, а не как разбойник на плахе.

– Рус, ты слышал слова десятского. Разрешаешь ли тому, кого называешь своим воином, встретиться с Аруком в бою?

– Я не запрещаю этого, однако окончательное решение за ним самим. Сарыч,– подчеркивая имя, которое скорее всего было получено казаком от разбойников, а не от родителей при рождении, обратился к нему Микула,– готов ли ты вступить в поединок с десятским ал-арсиев.

Сарыч молча склонил голову в знак согласия.