Мечников - [69]

Илья Ильич однажды сказал: «В Германии, как известно, новые учения, выработанные на иностранной почве, или вовсе не прививаются, или же прививаются с огромными затруднениями и со значительным запозданием… Германские ученые часто руководствуются в спорах соображениями националистического характера». Личный опыт подсказал Мечникову такой вывод.

Илье Ильичу стало ясно, где он сможет найти приют для научной работы. Он будет представлять Россию в крупнейшем центре бактериологии — в Пастеровском институте.

Покидая Одессу, Мечников говорил своим друзьям:

«Итак, решено: я уезжаю. В Париже может осуществиться цель моей научной работы. В России же препятствия, исходящие и сверху, и снизу, и сбоку, сделали подобную мечту невыполнимой. Можно было бы подумать, что для России еще не настало время, когда наука может оказаться полезной. Я с этим не согласен. Я думаю, напротив, что и в России научная работа необходима, и от всей души желаю, чтобы в будущем условия для нее сложились более благоприятно, чем в те времена, в которых жил я».

Переезд Мечникова вскоре после «одесской истории» в Париж был воспринят в правительственных кругах как оскорбление царизму.

«Человек крайних убеждений, невозможный ни в каком учебном заведении», — эта секретная характеристика Мечникова, хранившаяся в его деле в архиве одесского генерал-губернатора, как клеймо, сопровождала ученого, вынужденного покинуть любимую родину.

С болью в сердце Мечников решил остаться в Париже и здесь бороться за престиж русской науки. Лаборатория Мечникова в Пастеровском институте впоследствии выросла в неофициальный русский бактериологический институт. Десятки и сотни русских ученых работали, у Ильи Ильича в Париже и высоко подняли знамя русской науки. В истории мировой микробиологии одно из самых почетных мест заняла школа русских микробиологов Мечникова.

Начался новый период жизни Ильи Ильича.

Пастеровский институт

В Париж Мечников приехал 15 октября 1888 года. Большое здание Пастеровского института еще не было тогда достроено, и многочисленные сотрудники теснились в маленькой лаборатории, состоявшей всего из пяти-шести небольших комнат. Кроме научной работы, здесь же производились предохранительные прививки, и толпа больных никогда не убывала. Люди приезжали за исцелением на улицу Ульм со всех концов земного шара. Все сотрудники Пастера и врачи-добровольцы были одновременно и хирургами, и регистраторами, и распорядителями среди толпы больных. Почти вся лаборатория Пастера в то время занималась прививками против бешенства. Практика и теория в институте Пастера с приездом Ильи Ильича Мечникова стали неразрывны.

Пастер говорил: «Нет прикладных наук, есть только науки и их приложения». Следуя принципам своего учителя, школа Пастера сочетала высокое экспериментальное мастерство в разработке теоретических проблем с плодотворным использованием результатов научного исследования.

Мечников и коллектив сотрудников Пастера великолепно дополняли друг друга, несмотря на некоторые расхождения в методике исследований, в подходе к отдельным вопросам науки и мировоззрения. Широта биологического обобщения, глубина теоретических воззрений Мечникова, его огромная эрудиция, с одной стороны, и исключительное экспериментальное мастерство сотрудников Пастера, с другой — составляли одно гармоническое целое.

Своеобразие научного творчества Мечникова выступает особенно отчетливо на примере создания им фагоцитарной теории. Изучение внутриклеточного пищеварения у низших червей, наблюдения над личинками морской звезды и над водяными блохами привели Илью Ильича к теории фагоцитоза. Многие годы посвятил Мечников борьбе за свою теорию. Многочисленными опытами подтверждал ее на всех ступенях животного мира, на примерах самых различных болезней, вызываемых микробами.

Широкий, обобщающий ум Ильи Ильича Мечникова был высоко оценен практической школой Пастера. Различие в методике исследования лишь обогащало школу Пастера. Вот как охарактеризовал место Ильи Ильича в институте Пастера доктор Ру, ближайший сподвижник Пастера:

«В Париже, как в Петрограде, как и в Одессе, Вы стали главой школы и зажгли в этом институте (Пастера) научный очаг, далеко разливающий свой свет. Ваша лаборатория — самая жизненная в нашем доме, и желающие работать толпой стекаются туда. В ней обсуждается очередное событие в бактериологии; сюда приходят посмотреть интересный опыт; здесь исследователь ищет мысль, которая вывела бы его из затруднения, в котором он запутался. Именно к Вам обращаются с просьбой проверить только что подмеченное явление; с Вами делятся открытием, которое часто не переживает Вашей критики; и, наконец, так как Вы все читаете, то каждый и обращается к Вам за нужной справкой, с просьбой сообщить содержание только что появившейся научной статьи, которой сам не прочтет. Это много удобней, чем рыться в библиотеке, да и вернее, ибо таким образом избегаются ошибки переводчиков и истолкований.

Ваша эрудиция так обширна и безошибочна, что обслуживает весь институт. Сколько раз я и сам ею пользовался! С Вами не боишься быть навязчивым, потому что ни к одному научному вопросу Вы не относитесь безразлично. Ваш огонь делает горячим равнодушного и скептику внушает веру.