Мечник. Око Перуна - [13]

– Так в чем же дело? У тебя не хватило серебра?

– И да и нет, денег было в достатке. Но отец…

– Не одобрил твоих затей?

– Да, как ты догадался? – Грек выглядел удивленным.

Тут настала пора довольно улыбаться Харальду:

– Так ведь и я не первый день на свете живу. Знаю похожую историю. Был у нас тоже один такой, тоже летать хотел, крылья все мастерил. Правда, не из пергамента и не из шелка, а из гусиных перьев.

– И что? – Архимед так разволновался, что даже вскочил на ноги. – Я должен с ним непременно познакомиться!

– А вот это вряд ли. У христиан ад свой, а этот бедолага сейчас, увы, влачит жалкое существование в холодном и туманном царстве владычицы Хель. Нет таких крыльев, чтобы вырваться оттуда.

– Так он погиб?

– Да, и поскольку меча в его руках не было, за пиршественным столом Одина его не увидят.

– Как это случилось?

– Да как, обычно… Его родне тоже надоело слушать бесконечные бредни о том, что люди должны летать как птицы. Надели на него его крылья, да и пустили со скалы: «Лети!»

– И что он?

– Полетел.

– Правда?

– Конечно, правда, куда ж ему было деваться? Правда, полетел он прямехонько вниз, на камни. Только перья в воздухе закружились.

– Ужасная история, – грек обессиленно сел обратно на скамью, – я стал лучше относиться к моему отцу и братьям.

– Ты жив и здоров, судя по всему, тебя со скалы сбрасывать не стали.

– Да, всего лишь обсмеяли: и Икара мне припомнили, и Вавилонскую башню. Не дано, сказали, человеку до неба добраться… и отправили в монастырь «лечиться». Монастырь стоял на берегу моря. Там мне и пришла идея построить корабль, на котором можно плавать в совершенном одиночестве.

За основу я взял конструкцию обычного у нас дромона. Пришлось уменьшить размер и усилить парусное вооружение, поскольку на гребцов мне рассчитывать не приходилось. Тогда же я отказался от своего аристократического имени и взял себе то, которое знаешь ты, – Архимед, в честь одного древнего мудреца, на которого я с детства хотел быть похожим. На постройку корабля ушло немало времени. Но вот я наконец свободен. Как птица. Или, точнее, как рыба.

Земля

Истомившись за целый день любопытством, Доброшка, освободившись от дежурства, первым делом кинулся к Белке. Он бежал по деревянным мостовым Колохолма с одной мыслью: «Лишь бы оказалась дома»!

Одним махом взлетел на высокое крыльцо и бросился в горницу.

Ему повезло: Белка оказалась на месте. Она сидела у маленького волокового оконца и занималась приличным юной девице делом – вышивала.

Хоть и жили Белка и Доброшка в одном доме, но встречались нечасто. Во-первых, служба, но дело было не только в ней. Было еще и «во-вторых». Во-вторых, дружинный отрок всякий раз испытывал смущение в обществе Белки. Смущение это пришло к нему тотчас, как он рассмотрел исключительную ее красоту. Не мог ничего с собой поделать, не было прежней легкости. А та, видимо, чувствовала его смущение и как будто нарочно разговаривала с ним вроде бы и по-дружески, но с такой улыбкой, что Доброшке становилось совсем не по себе.

Вот и теперь его охватила некоторая робость. Но любопытство на сей раз пересилило сердечную дрожь, и он выложил все накопившиеся вопросы единым духом.

– Так, – Белка поправила разложенное на коленях шитье, – давай по порядку. Столько вопросов, что я прямо не знаю, с чего начать.

– Ты главное скажи: что за птица этот Ворон?

– Тут все непросто объяснить, ты садись, не стесняйся.

– Объясни уж как-нибудь. – Доброшка сел на лавку и приготовился слушать.

– Знаешь, здесь, в Колохолме, власть – княжеская. От князя воевода Илья и поставлен, так?

– Так.

– И в твоем Летославле тоже власть княжеская, так?

– Так, не пойму, к чему ты клонишь…

– Погоди!

– Ну…

– А вот между ними-то чья власть? – Белка взглянула на Доброшку.

От этого взгляда и от странного вопроса он совсем растерялся, покраснел и лишь вопросительно смотрел на рассказчицу.

– Так я скажу тебе, чья власть «между», – продолжала Белка. – Вот как раз Воронова власть и есть!

– В лесу, что ли? Так там же никто не живет?

– Еще как живет!

– На деревьях?

Девица лишь пожала плечами, глупость-де сказал, и продолжила:

– У них и села есть, и даже город крепкий в самой глухомани. Княжеские дружины туда не суются. Силой их не взять. Только попробуй – все добро сожгут, и ищи-свищи их по бескрайнему лесу.

И про город тот никто толком ничего не знает. Но рассказывают, что называется он Китеж, стоит на превысоком холме. А вокруг того холма – озеро большое. Ну, или, может быть, не озеро, а пруд, но все равно. И еще рассказывают, что жители того города новой веры не приняли, а все старую веру держат, какая была до крещения. Но это дело мутное – никто хорошо не знает, каким они там богам молятся. И правит там как раз тот самый Ворон. Они его Князем величают.

– Князем? А если киевский прознает?

– Да, князем. Киевского Ярослава Ворон не боится. Он вообще, говорят, никого не боится. Его матушка, говорят, когда на сносях была, в грозу попала. Гром громыхал, молния била. Нашли ее в саду бездыханной. Кинулись к ней домашние девки, а у нее из-под поневы полоз выползает. С руку толщиной.

Доброшка с сомнением посмотрел на свою руку.