Мечи в тумане - [15]

Фафхрд больше не был похож на церковного служку, пусть даже свернувшего с праведного пути. Уговорив первый кувшин, он решил для пущей непринужденности разоблачиться. Власяница из верблюжьей шерсти полетела в один угол комнаты, детали обернутой тряпками брони – в другой. Оставшись в некогда белой набедренной повязке, он стал похож на тощего, обреченного на гибель берсерка или на короля варваров в бане.

В течение некоторого времени из окошка в крыше в комнату вообще не проникал никакой свет. Теперь он снова появился – красноватый отблеск горевших на улице факелов. Все громче становились вечерние звуки: визгливый смех, крики разносчиков, призывы к молитве и…. скрежещущий голос Бвадреса, время от времени звавшего Фафхрда. Однако вскоре он перестал звать своего служку.

Фафхрд так долго и трепетно возился со смолой на горлышке, что Мышелову то и дело приходилось подавлять готовые вырваться возгласы нетерпения. Однако при этом он улыбался мягкой улыбкой победителя. С места сдвинулся он лишь однажды – чтобы зажечь новую свечу от догоравшей. Перемен в освещении Фафхрд, похоже, не замечал. Мышелов подумал, что теперь его приятель явно видит все в ярком свете винных паров, которые освещают путь всем добрым выпивохам.

Без какого бы то ни было предупреждения Северянин высоко занес нож и вонзил его в самую середину пробки.

– Умри, вероломный мингол! – вскричал он и одним поворотом кисти извлек пробку. – Я стану пить твою кровь!

С этими словами он поднес каменный кувшин к губам.

Вытянув по расчетам Мышелова примерно треть его содержимого, он внезапно поставил кувшин на стол. Глаза Северянина закатились, по всем его мышцам прокатилась блаженная конвульсия, и он величественно, словно громадное подрубленное дерево, рухнул навзничь. Хлипкая кровать угрожающе затрещала, но выдержала.

Но это был еще не конец. Кустистые брови Фафхрда тревожно сошлись к переносице, голова чуть приподнялась, и налитые кровью глаза стали беспокойно осматривать комнату из-под косматых волос.

Наконец взгляд Северянина остановился на последнем кувшине. Он вытянул мускулистую руку, крепко схватил кувшин за горлышко, поставил его под кровать, но пальцев так и не разжал. Потом глаза его закрылись, голова окончательно и бесповоротно упала на кровать, гигант улыбнулся и захрапел.

Мышелов встал и подошел к приятелю. Приподняв Фафхрду веко, он удовлетворенно кивнул, потом кивнул еще раз, когда пощупал его пульс – мощный и неторопливый, как прибой на Крайнем море. Тем временем другая рука Мышелова, действуя с достойными лучшего употребления ловкостью и артистизмом, извлекла из складок набедренной повязки Северянина блестящий золотой предмет. Мышелов проворно сунул добычу в потайной карман в подоле своей серой туники.

За его спиной послышался чей-то кашель.

Он прозвучал настолько нарочито, что Мышелов не подпрыгнул и даже не замер, а просто медленно, не меняя положения ног, повернулся. Это волнообразное движение было похоже на на ритуального танца в храме Змеи.

В проеме внутренней двери стоял Пульг: он был одет в полосатый черно-серебристый маскарадный балахон с капюшоном и держал в руке усыпанную самоцветами маску. Взгляд его был загадочен.

– Не думал я, сынок, что тебе это удастся, но ты оказался прав, – ласково проговорил он. – Ты вовремя восстановил свое доброе имя. Эй, Виггин, Кватч! Эй, Грилли!

Трое головорезов проскользнули за спиной Пульга в комнату; все они были одеты с той же мрачной живописностью, что и главарь. В отличие от первых двух кряжей третий был гибок, как куница, и ростом даже ниже Мышелова, на которого поглядывал с плохо скрываемой злобой и завистью. Вооружение первых двух состояло из небольших арбалетов и коротких мечей, у третьего же оружия не было видно вовсе.

– Ты не забыл веревки, Кватч? – продолжал Пульг, указывая на Фафхрда. – Привяжи-ка мне этого типа к кровати. Особое внимание обрати на его руки.

– Он будет безопаснее, если его не связывать, – начал было Мышелов, но Пульг осадил его:

– Помолчи, сынок. Это поручение выполняешь ты, но мне хотелось бы присмотреть за тобой. Да, по ходу дела я буду кое-что менять в твоем плане. А для тебя это будет неплохой школой. Любой знающий заместитель должен уметь работать на виду у своего начальника, даже если подчиненные слышат, как тот его распекает. Назовем это проверкой.

Мышелов был встревожен и озадачен. Он чего-то не понимал в поведении Пульга. Что-то в нем было не то, как будто в душе шефа вымогателей происходила тайная борьба. Он был вроде не пьян, однако в его поросячьих глазках мерцал странный огонек. Словом, в нем чувствовалась какая-то чудинка.

– Я что, утратил ваше доверие? – резко осведомился Мышелов.

Пульг косо ухмыльнулся и ответил:

– Сынок, мне за тебя стыдно. Верховная жрица Айлала рассказала мне все о черном одномачтовике: как ты нанял его уже у казначея за разрешение оставить жемчужную тиару и корсаж и подрядил мингола Урфа отвести судно к другому причалу. Айлала то ли разозлилась на казначея за то, что он охладел к ней, то ли испугалась, что он не отдаст ей эти черные безделушки, и пришла ко мне. А в довершение всего Черная Лилия выложила ту же самую историю своему любимому Грилли. Ну, что скажешь, сынок?