Меченые злом - [57]

Он никогда не пускался в аферы, которые могли обернуться долгой отсидкой. Когда его приятели, побывавшие в зоне, с деланным восхищением расписывали ее "прелести", Леха едва сдерживался, чтобы не послать лгунов подальше. Он был абсолютно уверен, что никакие предполагаемые блага, связанные с криминалом, по выходу из тюрьмы на свободу не могут скрасить смертную тоску ожидания конца срока.

Что со мной случилось? Почему я украл проклятый чемоданчик с кокаином? И по какой причине до сих пор не избавился от своей убийственно опасной добычи? Так спрашивал себя Саюшкин, меряя уставшими ногами километры городских магистралей. И делал вид, что не находит ответа.

А ответ лежал на поверхности, голый и беспомощный, как новорожденный младенец.

Будучи отнюдь не тупым и даже в какой-то мере образованным и начитанным, Леха хорошо знал человеческую натуру. В особенности бывшего советского гражданина, который тащил все, что попадалось под руку и плохо лежало. Саюшкин совершенно не сомневался, что будь на его месте кто-то другой, история с чемоданчиком имела бы точно такое же продолжение. От себя гребет только курица и бульдозер. Так учил его когда-то Бубенцов. И этим все сказано.

Но от такой аксиомы легче ему не становилось. Леха знал и другое – поезд ушел. Теперь или пан или пропал. Другое вору просто не светило. Или он найдет достойный выход из создавшейся ситуации, или… Как говорится, ежу понятно. И неприятный холодок от таких мыслей все больше и больше леденил загривок, вызывая зубодробительную дрожь. Так Саюшкин не боялся никогда в жизни.

Здравая идея пришла ему в голову совершенно неожиданно. Он как раз проходил мимо так называемой Чалки – места, где околачивались городские проститутки. Это была крохотная площадь с таким же маленьким баром и летними столиками под зонтами. По выходным дням это место напоминало улей – столь много здесь кружило отвратно пахнущих дешевыми духами и различными кремами "пчелок", предлагающих свой "мед" любому платежеспособному мужику независимо от его внешности, физического состояния и прожитых лет.

Впрочем, и в будни площадь не пустовала. Представительницам самой древней профессии безработица явно не грозила.

Идея возникла в тот момент, когда взгляду Лехи представилась вызывающе оттопыренная девичья задница, туго обтянутая юбкой, которая напоминала пояс для больных радикулитом и открывала больше, чем мог вообразить самый извращенный ум.

Обладательница довольно аппетитной кормы вела переговоры с водителем шикарного БМВ, засунув голову в салон машины. В мозгах Саюшкина будто что-то щелкнуло и засветилось, и он, сразу воспрянув духом, поторопился свернуть на одну из боковых улиц…

На звонок откликнулись сразу. Квартира находилась на третьем этаже нового дома, не все жильцы еще капитально обустроились, и лестница как хороший резонатор отражала звуки работающих дрелей, шлифовальных машин, пил и отбойных молотков, рушащих перегородки. Леха даже поморщился, словно от сильной зубной боли, когда этажом выше завыл, завизжал какой-то электроинструмент.

– Кто там? – Бодрый и подозрительно веселый женский голос, усиленный маленьким динамиком переговорного устройства, казалось раздался над самым ухом.

Еще совсем недавно Саюшкин ответил бы по-молодецки: "Сто грамм!", и этот своеобразный "пароль" мог отворить двойную железную дверь сейфового типа в любое время дня и ночи. Но сегодня он заколебался: а вдруг в квартире кто-нибудь из его преследователей?

Здесь жила подруга его бурного детства Виолетта Жужарина. Она как начала с четырнадцати лет регулярно спать с мужчинами, так и не думала останавливаться.

Скорее, наоборот – с годами ее аппетит на скоромное только возрос. Самое интересное – спала она с многочисленными лицами противоположного пола совершенно бесплатно, повинуясь зову сердца, а не холодному рассудку, чем очень отличалась от современной молодежи, смотрящей на такие вещи чересчур прагматично.

– Жужа… это я, – наконец решился ответить Леха.

Жужей любвеобильную Виолетту называли только одноклассники. Прозвище ей очень нравилось. Оно смахивало на имя героини какого-то мюзикла – кажется, венгерского.

– Ой, кто к нам пришел! – раздался радостный крик.

Замки щелкнули, бронированная дверь мягко отворилась, и в дверном проеме нарисовалась весьма симпатичная особа в шикарном халате, отороченном мехом какогото пушистого зверька.

– Привет, Люсик! – воскликнула женщина, и прямо с порога чмокнула Саюшкина в щеку. – Сто лет тебя не видела. Заходи, обормот. И побыстрей. Не компрометируй меня… – Она с деланной скромностью опустила накрашенные глаза.

Леха впервые за долгие часы выдавил из себя улыбку. Она вышла вымученной, жалкой, но неожиданно принесла небольшое облегчение. Наверное, сработали рефлексы, подключенные к лицевым мышцам: если человек улыбается, значит можно расслабиться всему организму.

– Проходи, дорогой, проходи… – Виолетта тащила его за руку. – Да оставь ты этот мешок! – Она показала на рюкзак с героином, который будто прирос к Лехиной спине. – Мой руки и топай на кухню. А то мы тут с подружкой без мужской компании скоро покроемся плесенью.