Меченая - [42]
И вдруг ощущает легкость. Последнее обещание освободило его от страха. Вернулись тишина и спокойствие. Он встает и, пятясь, выбирается из чулана. Ноги его запутываются в упавших на пол инструментах. Фермер опускает взгляд. Лопата и кирка. Он без колебаний уносит их с собой.
Обитатели Лану по-прежнему застыли в неподвижности у ворот амбара. Они слышали вопли хозяина. Эти пронзительные звуки пугают в тиши обещающего прекрасный день утра. Все молчат. Наконец появляется бретонец. В руках у него лопата и кирка. Шаг его быстр и решителен. Он проходит мимо своих людей, даже не бросив на них взгляда и не остановившись. Анриетта хочет догнать мужа. Но Галиотт останавливает ее.
— Если она откажется молчать — говорил Моарк'ху колдун, снимая через голову грязный передник, — действуй без промедления… И пусть ничто тебя не останавливает…
Ничто его не останавливает. Ни успокаивающая синева неба, ни тепло, благодатно действующее на чувства. Ничто не может сбить Моарк'ха с зеленой дороги, ведущей к Мальну. У него шаг человека, решившегося на все. Ладони бретонца буквально прикипели к рукояткам инструментов. Он с силой сжимает их. Фермер спешит взрыхлить свое поле, отыскать каменное тело. Мальну еще далеко. Его шаг переходит в бег. Моарк'х спотыкается о камни, выброшенные с поля на дорогу, чтобы сделать ее плотнее. Вскоре он начинает задыхаться. Силы его на исходе. Он снова переходит на шаг. Мышцы в нижней правой части живота сводит болью, которая отдает в ногу. Моарк'х несколько раз нагибается и растирает ногу.
Наконец он минует изгородь, откуда уже видно болото. Прозрачный воздух раздирают лягушки, словно призывающие кваканьем к себе. Моарк'х снова бежит. И оказывается перед пшеничным полем, по которому ласковыми волнами гуляет ветер. Без малейшего колебания Моарк'х бросается в самую его середину. Зеленые колосья клонятся и умирают под его ногами. Бретонец пытается отыскать место, где нашел камень. Но он не помнит. Фермер оглядывается по сторонам. Наверное, вон там, в центре. Он хватает кирку и с размаху вонзает ее в землю. Зеленая пшеница шуршит, пропуская сталь. Тремя ударами бретонец вырывает огромный ком земли. Моарк'х руками выдирает его вместе с корнями. Ему нужно снять скальп с поля. Очистив площадку, он берется за лопату. Комки земли летят в разные стороны, падая ему даже на шею. Образуется все удлиняющаяся канава. С шуршанием гибнут все новые и новые колосья. Моарк'х уже в десяти метрах от края поля, но так ничего и не нашел. Наверное, он ошибся. Бретонец возобновляет поиски чуть в стороне. Солнце поднимается в зенит, начинается пекло. Солнечные лучи лупят по обнаженной голове фермера, но сумасшедшее рвение Моарк'ха уже не остановить. Вокруг бретонца кипит жизнь. В небе с пением носятся жаворонки. Из леса доносится монотонное «ку-ку». Оттуда же несется скрип колес. Вдали весело мычат коровы Лану. Земля усеяна умирающими растениями. А Моарк'х все роет. Он роет, поднимая красную глину. Подхватывает ее лопатой и отбрасывает в сторону. Глина приминает своей тяжестью еще живые колосья. Фермер продолжает яростную битву. Он работает за двоих. Весь его труд, вложенный в земли у болота, пошел прахом. Поле покрылось ямами и холмиками, между которыми едва проглядывают кустики зелени. Моарк'ху так и не удалось отыскать тело каменной женщины на этом мертвом поле. «Тебе надо во что бы то ни стало отыскать статую…» — сказал в заключение колдун из Менетреоля, провожая бретонца к телеге. И Моарк'х обрушивает свое безумие на остатки поля. Его кирка углубляется в землю, но никак не натыкается на проклятый камень. Бретонец в ярости отбрасывает вдаль бесполезный инструмент. И отправляется обратно на ферму. Моарк'х так устал, что не в силах обернуться и посмотреть на свою разрушительную работу. Он идет прямо, не разбирая дороги, как и пришел сюда. Его подгоняет решимость — пора отвязать голову и выбросить ее в это дьявольское болото.
Изможденный Моарк'х пересекает двор и направляется к колодцу. Он вытаскивает ведро холодной воды и утоляет жажду прямо из ведра, хотя вода заливает ему нос и стекает на одежду. Напившись, он входит в кухню. Галиотт и Анриетта застывают на месте и с опаской смотрят на хозяина. Они видят его стеклянный взгляд и почти вылезшие из орбит глаза. Моарк'х приказывает Галиотт:
— Найдите мне тележку.
Он хочет заговорить с Анриеттой, но потом спохватывается и проходит мимо. Его рука мимоходом касается ее твердого живота.
Бретонец влезает на чердак и останавливается перед головой, привязанной к столбу. Влажная жара облегает тело. Моарк'ху не терпится закончить дело. В кармане лежит нож. Он вытаскивает его и открывает. Лезвие ударяется о роговую рукоятку. Оно торчит из сжатого кулака, как палец. Моарк'х разрезает веревку между деревом и камнем. Обрывки ее один за другим падают на пол. И голова тут же валится набок, словно ее вновь отделили от тела. Она застывает у ног Моарк'ха, и он внезапно отшатывается.
Бретонец отбрасывает нож, поднимает каменную голову и прижимает ее к животу. Она буквально обрывает его уставшие руки. Крестьянин медленно бредет к люку. Поворачивается к нему спиной, что-бы нога удобнее встала на ступеньку лестницы. Он может рассчитывать лишь на свои ноги. Поскольку руки заняты проклятым грузом. Моарк'х нащупывает первую перекладину, потом вторую. С трудом начинает спускаться. При каждом движении ему приходится наклоняться вперед. Он поднимает камень к груди. Когда края люка перестают служить ему опорой, он приподнимает камень. Холодная поверхность статуи касается щеки, потом ему начинает казаться, что мрамор теплеет. Камень так же шелковист, как кожа женщины. Жесткая щетина словно впивается в каменную щеку. Моарк'х замедляет спуск. Груз становится легче. Бретонец не осмеливается прервать это касание, похожее на ласку. Щека о щеку с заколдованной головой он замирает на середине лестницы. Ему кажется, что он вернулся во времена первой любви. Он ощущает себя иным. Обратившийся в плоть камень вздрагивает. Моарк'х никак не может освободиться от колдовского ощущения. Он закрывает глаза. Теряет ощущение того, что происходит вокруг, как вдруг пронзительный голос Галиотт со двора врывается ему в уши:
Крайне интересное исследование знаменитого писателя и собирателя фольклора, в популярной форме представляющее не только Дьявола во французской народной традиции, но и легенды о колдунах, чудовищах, полу-языческих духах, «страшные сказки», выдержки из гримуаров, поверья, заклинания, обряды и молитвы. Книга написана в ироническом ключе и заставит читателя не раз от души рассмеяться.
…Странный трактир заставлял внимательно прислушиваться к малейшему шуму и навевал вопросы по поводу столь необычного места.Кто бы мог подумать, что однажды посетив его, вы останетесь в нем навсегда…Мистического рассказ Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".
Я несусь, рассекая тьму, меня гонит пустое… вечно пустое брюхо… Мой голод заставляет людей дрожать от ужаса. Их скот источает аппетитные запахи, наполняя мой проклятый мир.Когда я выйду из этого леса, чьи тысячи застывших лап с кривыми цепкими корнями вцепились глубоко в землю… Когда я со своим неутолимым голодом окажусь меж толстых стен, что человек возвел вокруг своих шерстяных рабов, и выйду на клочок утоптанной земли, я превращусь в быструю и гибкую тень, в черную молнию, дышащую в кромешной тьме… Вздохи мои будут воем, пить я буду кровь, а насыщаться — горами нежной горячей плоти.
«Они мне сказали, что черты мои восстановятся… Они закрепили мои губы… сшили мои щеки… мой нос… Я чувствую это… Они превратили меня в живой труп, вынудили к бегству от самой себя… Но как я могу убежать от той другой, которую не хочу…»Мистического рассказ Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров «готической прозы».
…Каждое утро ничего не понимающие врачи отступают перед неведомым. Никакого внутреннего или внешнего кровотечения, никаких повреждений капилляров, никакого кровотечения из носа, ни скрытой лейкемии, ни злокачественной экзотической болезни, ничего… Но кровь моя медленно исчезает. Нельзя же возложить вину на крохотный порез в уголке губ, который никак не затягивается — я постоянно ощущаю на языке вкус драгоценной влаги…Блестящий образец мистического рассказа от Клода Сеньоля — величайшего из франкоязычных мастеров "готической прозы".
Зловредный майский кот… Зверь с семью запасными жизнями и семью временными смертями… Даже мертвый Матагот не совсем мертв. Тот, кто имеет Матагота, может спокойно умереть, зная, что Матагот продолжает ему служить верой и правдой.Готическая повесть Клода Сеньолья о Матаготе — коте-колдуне из французского фольклора (явного прототипа Кот в Сапогах).…Переплетение мистики и реальности, детали будничного крестьянского быта и магические перевоплощения, возвышенная любовь и дьявольская ненависть — этот страшный, причудливый мир фантазии Клод Сеньоля, безусловно, привлечет внимание читателей и заставит их прочесть книгу на одном дыхании.
Это — Чарльз Уильяме Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской.Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильяме Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Сюжет романа построен на основе великой загадки — колоды карт Таро. Чарльз Вильямс, посвященный розенкрейцер, дает свое, неожиданное толкование загадочным образам Старших Арканов.
Это — английская готика хIх века.То, с чего началась «черная проза», какова она есть — во всех ее возможных видах и направлениях, от классического «хоррора» — до изысканного «вампирского декаданса». От эстетской «черной школы» 20-х — 30-х гг. — до увлекательной «черной комедии» 90-х гг.Потому что Стивена Кинга не существовало бы без «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, а Энн Райс, Нэнси Коллинз и Сомтоу — без «Вампиров» Байрона и Полидори. А без «Франкенштейна» Мэри Шелли? Без «Комнаты с гобеленами» Вальтера Скотта? Ни фантастики — ни фэнтези!Поверьте, с готики хIх в.
Кто не знает Фрица Лейбера — автора ехидно-озорных «Серебряных яйцеглавов»и мрачно-эпического романа-катастрофы «Странник»?Все так. Но… многие ли знают ДРУГОГО Фрица Лейбера? Тонкого, по-хорошему «старомодного» создателя прозы «ужасов», восходящей еще к классической «черной мистике» 20 — х — 30 — х гг. XX столетия? Великолепного проводника в мир Тьмы и Кошмара, магии и чернокнижия, подлинного знатока тайн древних оккультных практик?Поверьте, ТАКОГО Лейбера вы еще не читали!