Меченая - [22]

— Если вы действительно решили сделать мне такой подарок, то я буду очень рада. Я всегда готова учиться чему–то новому.

— Это правда. Мне всегда нравилось развивать свои способности. Даже когда я была совсем маленькой и мама показывала мне, как надо стирать белье, я не томилась от скуки и не упиралась, а внимательно следила за ее действиями и старалась делать все как можно лучше. У меня не было ничего, кроме меня самой. Поэтому я решила: чем больше я умею, тем лучше мне будет в жизни. И поступала так, словно день за днем старательно наполняла маленькими ключиками огромный мешок — чтобы однажды выбраться на свободу. Это позволяло мне чувствовать, что я хоть чего–то стою.

— Ты знаешь, Чоинг, как я верю в тебя и твои силы. Мне кажется, в тебе есть нечто особенное, исключительный дар. Но теперь ты уже не ребенок и должна над собой работать…

И так я начала заниматься пением. Постепенно я стала получать удовольствие от уроков. По понедельникам и четвергам были занятия по духовному пению, а еще по мелодии. Я также научилась плавно двигать руками и играть на трубе, которая называется gyaling. Иногда со мной занимается сам учитель, иногда — его жена. У них у обоих прекрасные голоса, но каждый из них старается учить меня на свой лад. Кунсанг Дечен сосредотачивается на высоких нотах и в основном на носовых гласных, тогда как Тулку Ургьен Ринпоче воспроизводит всю полноту звучания низких нот и играет естественными модуляциями. Они никак не могут договориться между собой, поэтому тихо спорят, явно радуясь этим моментам душевной близости. А я не хочу разочаровать ни одного из них, поэтому стараюсь сочетать оба стиля.

Таким образом, постоянно меняя тональность исполнения, мне удается натренировать голосовые связки и обрести свою собственную манеру пения… С течением времени мое пение становится более собранным и душевным. Постепенно я начинаю понимать: исполняя молитвы, я вкладываю в них всю себя без остатка. Я прикрываю глаза, и слова священных текстов приходят сами собой — благодаря урокам учителя я научилась полностью погружаться в пение. Теперь мне стало гораздо легче медитировать. Когда я сижу в комнате для молитв, радость от пения буквально переполняет меня и забирает все силы. Живот надувается как шарик. Сестры встают, идут по своим делам, разговаривая на ходу, а я продолжаю сидеть. Меня пробирает дрожь от счастья. Я смотрю на учителя и каждый раз вижу гордость в его глазах. Для меня это самая лучшая награда: я счастлива, по тому что Тулку Ургьен Ринпоче доволен мною!

Когда я читаю в комнате, завтракаю на кухне, убираю кровать по утрам, закутываюсь в одеяло перед сном, я часто ловлю себя на том, что пою. Порой вполголоса мурлычу мантры, но не только их: мне подарили кассетную магнитолу, и я постоянно кручу на ней самые разные песни. Больше всего мне нравятся исполнители из Болливуда. А еще меня буквально покорил голос американской певицы Бонни Рэйт. Пленку с записью ее песни «Love has no Pride» я заслушала почти до дыр… Один из гостей приехал в монастырь с гитарой и показал мне несколько аккордов. И я начала усердно упражняться, потому что мне очень хочется самой играть музыку, пусть лаже от струн ужасно болят пальцы!

Я до сих пор храню чудные воспоминания о времени обучения. Мне достаточно закрыть глаза, чтобы снова вернулись те волшебные мгновения, когда я включала музыку на полную громкость и начинала подпрыгивать, приплясывать и подпевать. Да, если бы моя жизнь оборвалась в тот момент, я все равно сказала бы, что она прожита не зря.

7 Падение

Я не в силах сдержать волнение каждый раз, когда возвращаюсь в Катманду. Дорога в большой город занимает всего два часа, но они кажутся мне вечностью. На этот раз меня вез довольно приветливый таксист. Тем лучше, сегодня я не в настроении с кем–либо препираться. С тех пор как я уехала в монастырь, прошло уже два сезона дождей; время течет незаметно, и встречи с родителями с каждым разом становятся все мучительнее. Я стараюсь приезжать к ним раз в месяц, если учителю не требуется моя помощь. На самом деле, я возвращаюсь домой только ради мамы — и ради братьев, конечно. Но точно не ради отца. Его жизнь меня ни капельки не волнует. Я провожу лома всего три дня и стараюсь, чтобы у меня сохранились только хорошие воспоминания. В основном я гуляю по Боднатху. Мне очень нравится тратить карманные деньги, которые я смогла заработать: я хожу в кино, покупаю всякие безделушки, конфеты, много всего. Но в монастырь я всегда возвращаюсь с пустыми руками!

Хм, я‑то думала, что мне в кои–то веки встретился нормальный водитель, но ошиблась. И этот таксист наотрез отказывается заезжать в Боднатх, так что последние триста метров мне приходится преодолевать пешком. У моего квартала плохая репутация среди непальцев, потому что вокруг храма теснятся забегаловки, в которых торгуют спиртным. Это просто хижины из высохшей глины, дерева и кирпичей, где, если у вас есть несколько монет, вам нальют в алюминиевый стакан напиток, который готовится прямо на месте. Такое зелье ударяет в голову до того, как попадает в желудок… И после этого по грязным улицам вечернего Боднатха шатаются толпы нетрезвых тибетцев: они бормочут себе под нос истории, которые никого, кроме них самих, не интересуют, тоскуют по минувшим временам и родной стране, которую их вынудили покинуть. Один из них — мой отец.