Мечебоец - [12]

Войдя во двор, он шагнул к кузне, откуда уже раздавались удары массивного, под стать кузнецу молота.

– А, пришел, – заметив остановившегося в дверях кузни парня, сказал Олель. – Обожди за столом, что под яблоней, я сейчас закончу. – И он вновь принялся ритмично ударять молотом по заготовке.

В кузне было очень жарко, и Слав решил последовать совета и обождать кровного брата в тени, где в жаркий солнечный день хоть кокая-то прохлада. Минут через пять удары молота стихли, и за стол, держа в руках кувшин с ледяным квасом, уселся Олель.

– Кольчугу принес? – спросил он, делая большие глотки, которыми за раз опустошал четверть огромного кувшина.

– Да, вот возьми, – сказал Слав. Слова довались ему тяжело, он прекрасно понимал, как дорога оружейнику кольчуга, принадлежащая его сыну. – Если хочешь, оставь ее себе в память о сыне.

– Не стоит, – спокойно отозвался Олель, но было видно, что предложение он оценил. – Она заржавеет у меня в сундуке. Я буду изредка доставать ее и думать о нем, о том, что отпустил его в охране того каравана. А вот тебе она послужит. Так что пускай все идет так, как начертали боги. Ты отомстил за моего сына и заслужил награду. Тем более, ты сам не знаешь, от чего хочешь отказаться. Она тонкая и очень легкая, не сковывает движения, и при этом она прочна как ливонский панцирь. Так что сейчас я ее быстро подгоню, тем более тебе сегодня вечером идти к князю.

Взяв кольчугу, он направился к мастерской, пристроенной прямо к кузне. И уже минуту спустя оттуда раздались звуки лопавшихся колец, а спустя полчаса он вышел, держа в руках кольчугу.

– На, примерь, – протягивая броню, сказал он. – У меня глаз наметанный, но лучше проверить.

Слав развернул ее и встряхнул, расправляя спутавшиеся кое-где кольца, затем быстро надел поверх рубахи. Оглядев себя и понял, что сидит она идеально. Да и скроена не обычно, все кольчуги, которые Слав видел до этого времени, были прямыми и до колен, что сковывало движение ног, а эта, доходя до пояса, переходила из обычной кольчужной рубахи в хитро скроенную юбку, защищавшую бедра. Она была удобна как для конного боя, так и для пешего.

– Великолепная кольчуга, – наконец сказал он. – Ты это с юбкой сам придумал?

– Ага, – довольно отозвался Олель. – Правда удобней?

– Да, – опоясываясь поясом с мечом, ответил Слав.

Затем выхватил черный клинок и сделал несколько ударов, кольчуга нигде не жала, не сковывала движения и была очень легка. Он уже собирался убрать меч в ножны, когда услышал голос оружейника:

– Позволь взглянуть на твой меч? Никогда не видел подобного оружия. Где ты его взял?

– Его сделал мой отец, – сказал Слав, перехватывая меч за лезвие и протягивая рукоятью к кузнецу.

– Никогда не видел подобных клинков, – со знанием дела промолвил Олель. – Твой отец великий мастер, если смог сделать подобное. Мне бы очень хотелось с ним поговорить. Где он живет?

– В Ирии, – со смертельной тоской в голосе отозвался Слав.

– Жаль, – с грустью сказал Олель, – такой секрет ушел. Не знаешь случайно, как он сделал лезвие черным?

– Это случилось уже после его смерти, – сказал Слав. – Раньше клинок был обычным светлым, отец его часами полировал. Все случалось, когда я выхватил его из рук мертвого отца, чтобы покарать убийцу. Когда отец защищал дом, клинок был светлым, но после того, как он погиб, а меч побывал в огне горящего дома, он стал черным. Как я не пытался, не смог его отполировать.

– Да, действительно жаль твоего отца, великий мастер, – произнес Олель, возвращая клинок Славу. – Теперь причина черноты лезвия мне понятна – он требует мести. Побывав в огне, которым уничтожили дом его создателя, он впитал всю ненависть убийц, направленную ими против твоего отца. Он так и останется черным, пока не падет последний убийца. Кто это был?

– Не знаю, – убирая клинок в ножны, сказал Слав. – Я прибежал в весь, когда все было уже кончено: драккары урман уходили, дома горели, а улица завалена обезображенными трупами, среди которых шарахался одинокий раненый урман, которого почему-то бросили свои. Я убил его этим мечом, а на память получил этот шрам, – и Слав провел рукой по толстому багровому рубцу. – Но кто тогда напал на весь, я так и не узнал.

– А когда это случилось? – спросил Олель.

– Три года назад. Я единственный, кто остался свободен и жив, все остальные, как мои отец и брат, погибли, либо как жена моего брата были увезены в рабство.

– Понятно, – сказал оружейник. – Я кое-что слышал, в тот год разграбили все побережье Западной Двины. Не знаю, кто это сделал. Если хочешь, могу поспрашивать?

– Не стоит, – ответил Слав, садясь за стол. – Если встречусь с ними лицом к лицу, будем биться, а искать их не стану. Боги поощряют кровную месть, и если им будет угодно, они сведут меня с теми, кто убил ради наживы моих родичей, а пока я выбираю дороги сам. Вчерашняя привела меня в эту крепость, и я обрел кровного брата и рассказал тебе, что твой сын отомщен. Как ты считаешь, достойный подарок богов?

– Достойный, – кивнул оружейник. – Желаю идти тебе своей дорогой, а если ее не будет, прокладывать новую.

За это выпили квасу.