Меч возмездия - [3]

На Сталина эта новость будто бы вообще не произвела никакого впечатления. Он даже не спросил, что это за оружие. Трумэн был шокирован такой реакцией. Президент США даже предположить не мог, что американские ядерные разработки для Сталина давно уже никакая не новость и что в Москве о деталях сверхсекретного «Манхэттенского проекта» знают не меньше, чем на самом Манхэттене.

В Москве действительно знали все: имена ведущих специалистов американской ядерной программы, адреса главных проектных институтов, лабораторий и производств. Не говоря уже о планах применения сверхнового оружия. А у атташе советского посольства в Великобритании Владимира Барковского, например, был даже дубликат ключа от сейфа одного из руководителей английской ядерной лаборатории.

Владимир Барковский рассказывал, как у него появился этот дубликат: ему принесли ключ-оригинал, и он всю ночь сам выпиливал дубликат из болванки.

Все это, стало возможным благодаря операции «Энормоз» (на английском – «нечто чудовищное»), которая вошла в историю советских спецслужб, как одна из самых сложных и, без преувеличения, важнейшая за весь ХХ век. Ведь от ее исхода зависело, сохранится ли хрупкий баланс, установившийся в мире после Второй мировой, или планета вновь окажется на пороге новой, куда более страшной войны.

Семнадцатитомное дело «Энормоз» под номером 13676 долгие годы хранилось в архиве СВР под грифами «Совершенно секретно», «Хранить вечно», «При опасности сжечь». В послевоенное время в СССР мало кто знал о работе разведчиков по добыванию атомных секретов в США и Великобритании. Несколько десятилетий у нас в стране сам факт причастности советской разведки к атомному проекту являлся важной государственной тайной. И лишь недавно дело 13676 было частично рассекречено.

Пятнадцатого июня 1940 года в журнале «Физикал ревью» появилась свежая научная публикация на ядерную тему. Это была статья американского ученого Макмиллана. После нее в западной прессе наступило подозрительное «ядерное затишье». Будто и не было этого исследовательского бума во всем мире, вызванного открытием, которое еще в 1938 году сделали двое немецких ученых – Отто Ган и Фриц Штрассман, – они открыли деление урана. То, что ядерная тема исчезла со страниц ведущих научных журналов, бросилось в глаза начальнику научно-технической разведки СССР Леониду Квасникову. Он – инженер-химик по образованию – с детства мечтал стать крупным ученым. Но судьба распорядилась иначе. В 1938 году молодого аспиранта Московского института химического машиностроения неожиданно пригласили на Лубянку и сообщили, что он по всем показателям подходит для работы в НКВД. Это было не то, чего Квасникову хотелось, но говорить слово «нет» на Лубянке было не принято… К тому же разведка в тот момент остро нуждалась в кадрах. Ведь советские иностранные резидентуры фактически были обезглавлены во время «чисток» 1937 года. В отделе, куда пришел работать Квасников, были только он и машинистка – всех остальных репрессировали. Несостоявшийся ученый Квасников теперь уже по долгу службы прочитывал всю иностранную научную прессу. И, обнаружив пропажу публикаций по ядерной теме, он тут же заподозрил, что исследования по урану засекретили по военным соображениям. Он тут же доложил о своих подозрениях начальнику внешней разведки Фитину и попросил разрешения разослать срочные шифрограммы в западные резидентуры…

Мудрому и все ведающему Павлу Фитину не нужно было ничего объяснять. Он даже не пошел с докладом к всесильному Берии, просто дал отмашку Квасникову на работу с резидентурами…

Таким образом, внешняя разведка благодаря решительности ее руководителя по собственной инициативе начала разработку ядерной темы. Резидентам в США, Франции, Англии, Германии и Швеции были посланы шифровки: «Просим выявить научные центры, где велись и могут вестись исследования по урану, и обеспечить получение оттуда информации о практических работах». В течение года одно за другим из зарубежных резидентур поступали подтверждения того, что западные страны независимо друг от друга ведут ядерные разработки. В шифровке, полученной из Германии, говорилось, что в засекреченном исследовательском центре возле Пенемюнде немцы разрабатывают дистанционно управляемые снаряды «Фау-1» и «Фау-2», способные нести заряд большой мощности.

Одновременно из США вернулся Гайк Овакимян (оперативный псевдоним Геннадий). Он с 1934 года жил в Америке под видом инженера «Амторга», с 1938 года возглавлял американскую резидентуру, завербовал не один десяток агентов, но 5 мая 1941 года был арестован ФБР: его взяли с поличным, когда он получал документы от агента-перебежчика. Обвинение в шпионаже – это прямая дорога на электрический стул, но сотрудники советского «Амторга» пользовались тогда иммунитетом от уголовного преследования. Американцы были вынуждены Овакимяна отпустить. Он срочно выехал в Москву и увез с собой устное сообщение для «Центра».

Агент Овакимяна рассказал ему, что еще в 1939 году ученые Теллер и Сцилард уговорили Эйнштейна подписать подготовленное ими письмо Рузвельту. В письме теоретически доказывалась возможность создания атомной бомбы и разъяснялась ее особая опасность, окажись она в руках Гитлера. Высказывалась также просьба оказать финансовую поддержку экспериментальным работам, без проведения которых немыслимо перевести программу по урану на практические рельсы. Передать это письмо президенту взялся его личный друг и неофициальный советник Сакс. Хозяин Белого дома был потрясен этим письмом. Сакс убедил Рузвельта поддержать теоретические исследования, и в результате в конце того же 1939 года в США был учрежден правительственный Консультативный совет по урану.