Меч возмездия - [12]

Затем был Институт железнодорожного транспорта и, в общем-то, по случаю – уговорил приятель – институт «Интуриста», готовивший «специалистов для работы с иностранцами»… Что уже, согласитесь, ближе к нашей теме. В институте он изучал французский язык. Когда началась гражданская война в Испании, организовал группу по изучению испанского языка и стал проситься туда переводчиком-добровольцем. Потом был вызов в гостиницу «Европейская», где люди в штатском отбирали людей для отправки в Испанию.

Уже в Испании старший советник при штабе Испанской Республики Григорий Штерн спросил: «Хочешь быть не только переводчиком?»

Гуревич, комсомольская душа, естественно, согласился, и его оформили лейтенантом республиканского испанского флота и дали имя – Антонио Гонсалес. Он стал адъютантом-переводчиком подводной лодки. Участвовал в прорыве испанской подлодки из Франции через Гибралтар в Испанию – в Картахену.

Это были, безусловно, уже первые шаги на пути к разведчику-нелегалу. Но был тогда и еще один момент, который как бы стал предвестником грядущих тяжких испытаний. Гуревич был представлен к награждению боевым орденом, с чем его уже в Москве поздравили. Но орден он так и не получил – в связи с победой Франко награждение просто отменили…

Конечно, «испанский поход» Гуревича не мог не привлечь внимания разведки – уж слишком много подходящих для этого качеств проявил он.

«В ГРУмне предложили работать в разведке, вспоминал Гуревич. – Cказали: „Будем вас готовить для работы за границей – станете шифровальщиком и радистом“. Поучившись в подмосковной школе, получил первое задание. Мне предстояла работа за границей. По легенде я был „сын богатых уругвайских родителей“. Как ведет себя такой молодой человек, я мог лишь догадываться. Действовал почти „на ощупь“, помогало давнее увлечении актерством. „Родную страну Уругвай“ изучал по картам, справочникам, энциклопедиям… У меня был план Монтевидео!.. Тогда многие советские агенты вынуждены были узнавать о политическом устройстве, промышленности и достопримечательностях своих „родных“ государств исключительно из литературы. Иногда только по энциклопедическому словарю… А что вы хотите?!. Случалось, документы нам выдавали с орфографическими ошибками! Были и серьезные проколы в наших „легендах“, информация о явочных местах, надежных гостиницах и „дружественных“ фирмах нередко оказывалась устаревшей… Не прорабатывались и модели нашего поведения на случай провала, пути отхода и бегства… Весь расчет на интуицию.

Помню, в роли „сына богатых родителей из Уругвая“ добрался я до Брюсселя. Сел в такси, назвал адрес гостиницы, где мне, в соответствии с заданием Центра, предстояло разместиться. Шофер был ошарашен: оказывается, уже несколько лет там был… публичный дом! А когда утром меня разбудил консьерж, я по-русски спросил: „Кто там?“ Вот таким он был поначалу, уругваец Винсент Сиерра…»

И надо сказать, таких случаев с Гуревичем в самом начале его нелегальной жизни, рассказывал мне Анатолий Маркович, было немало. Например, при первой его «засылке» за рубеж ему назначили в Швеции встречу со связником в хорошем отеле утром. Он пришел и увидел накрытые столы с множеством блюд. Не понимая, что происходит – если свадьба или юбилей, то почему с утра? – устроился за столиком с газетой в руках, по которой его должен был узнать связник. Ждал, когда к нему подойдет официант и начнет обслуживать. Сидел долго, глядя, как другие едят, накладывая себе еды, кто сколько хочет… Самому ему сделать это и в голову не пришло – денег было в обрез, вдруг не хватит? О том, что такое «шведский стол», он тогда просто понятия не имел, и этому его в Москве не учили. Ушел, когда на него стали коситься. А связник просто не решился подойти к подозрительному человеку. В другой раз ему приказали поселиться в отеле и ждать гостя. Но так как отель будет дорогой, надо выглядеть как преуспевающий коммерсант, приобрести соответствующие чемоданы. Вализы он себе купил роскошные, под стать новой шляпе, а когда явился по адресу, обнаружил, что это весьма сомнительного свойства ночлежка, если не притон. Так и стоял, застыв посреди заведения с вализами и в шляпе, а местная публика рассматривала его, как клоуна.

В Брюсселе Гуревич активно внедрялся в новую жизнь – помогали молодость, активный характер, общительность. И как уже отмечалось, пошел учиться в «Селект скул» – привилегированную школу для богатой молодежи, ходил на вечеринки, вращался в элитарной студенческой среде, заводил новые знакомства, быстро становился «своим человеком», ходил в школу бальных танцев… Постигал таинства светской жизни. Однажды, получив приглашение на великосветский прием, явился туда в бабочке, взятой напрокат. И долго не мог понять, почему официанты обходят его стороной. Потом догадался – на них были точно такие же бабочки, и они просто принимали его за своего…

«„Законсервировавшись“, с женщинами я не сближался, – улыбаясь, вспоминал Анатолий Маркович. – Нас при подготовке строго предупреждали, что они могут быть вражескими разведчиками. И вообще, женщина – верный путь к провалу… И потом, в Советском Союзе нравы были совсем иные. В общем, жизнь была внешне легкая, но на самом деле было тяжело. Ведь я вращался среди людей, многие из которых весьма недоброжелательно относились к моей Родине, которую я очень любил… Надо было улыбаться, смеяться, поддакивать, даже когда они осуждали ее, говорили какую-то чушь. Так порой хотелось возразить или послать подальше!.. Ведь я был настоящий комсомолец, убежденный! Но нужно было сдерживать себя