Меч Вайу - [14]

Потерявший дар речи сборщик податей только промычал в ответ нечто невразумительное…

ГЛАВА 6

– Мама, я уверен – Тимн не виновен! – Абарис, сжав кулаки, метался по опочивальне Опии.

– Почему ты так думаешь? – спросила Опия и приказала удалиться служанке-рабыне, приготовившей ей кашицу с приятным запахом – маску для лица из растертых на камнях кусочков кипариса, кедра и ладана, замешанных в теплой воде. – И почему это тебя так волнует?

– Тимн – честный человек… – покраснел, смутившись, Абарис.

– Ну-ну, ты мне мог бы рассказать все начистоту, – улыбнулась Опия, потрепав густые волосы сына. – А то все какие-то недомолвки.

– Ладно, скажу! – решился Абарис. – Мама, я… я очень люблю дочь кузнеца Майосару.

– Вот оно что… – протянула жена вождя, хмурясь. – И с каких это пор?

– Не помню… Давно…

– Так. Значит ты, сын вождя и сам будущий предводитель племени, хочешь взять в жены простолюдинку?

– Мама! Я ее люблю!

– Ты хочешь, чтобы я согласилась тебе помочь? А как на это посмотрит отец? У него, насколько я знаю, другие намерения.

– Я уговорю отца! Я брошусь к его ногам, и он не откажет. Лишь бы ты была согласна. Отец тебя послушает.

– А она красивая? – с чисто женским любопытством спросила Опия, бросив взгляд на свое отражение в большом бронзовом зеркале.

– Очень! – воскликнул Абарис; и добавил – уже тише: – Такая, как ты, мама.

– Ну уж, такая… – улыбнулась Опия и погрозила ему пальцем. – Знаю я вас, мужчин, все вы хитрецы и обманщики. Сегодня нравится, а завтра, смотришь, другая приглянулась.

– Мама, клянусь!..

– Не нужно! – властно перебила Опия сына. – Зря клятвами не разбрасывайся. Клятва, как стрела искусного стрелка, должна разить наповал. А то улетит, не воротишь. И покроешь свое имя позором бесчестья.

– Но что же мне делать?

– Не знаю, сын, не знаю. И поверь, в этом деле трудно придумать что-либо. Вся надежда на гадальщиков, ты же знаешь законы предков.

– Это все подстроил сборщик податей! Я уверен, что он и гадальщиков подкупил.

– Не говори так о гадальщиках! Не гневи богов! – нахмурилась Опия. – Да и зачем ему все это?

– Я знаю зачем. Он хотел взять Майосару в жены, но получил отказ. Вот и решил отомстить.

Если гадальщики признают кузнеца виновным, все его имущество, в том числе и Майосару, получат они. Потом ее выкупит сборщик податей. Вот и вся разгадка – не жена, так наложница.

– Это уже ближе к истине. Но, опять-таки, вся надежда на праведный суд. И никто не может предугадать волю богов. Думаю, что и гадальщики не осмелятся противиться знамению свыше.

– А если все-таки попросить отца…

– Нет! – воскликнула Опия. – Разве ты забыл, что вождю не подвластны силы небесные? И что он не смеет переступить законы предков, даже если это касается его жизни? Воля богов священна, и ей должны подчиняться все сколоты, независимо от их положения. Кто нарушит священные обычаи предков, того ждет страшная смерть! Вспомни, как закончили свою жизнь вероотступники – цари Скил[37] и Анахарсис[38].

– Прости, мама… – Абарис, мрачный и безутешный в своем горе, поклонился Опии и направился к выходу.

– Постой! – окликнула она сына. – Я поговорю с отцом…

– Спасибо, мама! – Абарис бросился к Опии и принялся целовать ей руки.

– Иди, иди… – ласково улыбаясь, подтолкнула Опия сына к выходу. – И ожидай…

Марсагет еще не спал. Когда Опия вошла в спальню вождя, он давал последние наставления начальнику ночной стражи:

– …Поставишь дополнительное охранение на валах и усилишь сторожевой пост у главных ворот. И пусть твои люди понаблюдают за купеческим караваном – только осторожно! – уж больно эти купцы любопытны, как мне донесли. Не в меру любопытны.

– Слушаюсь и повинуюсь, вождь.

– Отправляйся, – кивнул ему Марсагет и, завидев Опию, спросил: – Что случилось?

– Ничего, – ответила жена вождю, провожая глазами начальника стражи. – Нужно поговорить.

– На ночь глядя? – с неожиданным раздражением спросил вождь, будучи во власти мрачного настроения. – Может, отложим до утра?

– Нет, – присаживаясь рядом с ним, твердо ответила Опия.

Вождь хмуро хмыкнул. Опия нежно погладила его, словно маленького, по седеющим волосам и прильнула головой к широкой мускулистой груди.

– Ну что там у тебя? – уже с ласковой ноткой в голосе спросил Марсагет, обняв ее за плечи.

– У Абариса горе… – почти шепотом ответила Опия, тяжело вздохнув.

– Что? Какое горе? – встревожился вождь, отстраняя жену.

Опия передала ему свой разговор с сыном. На удивление вождь отнесся к ее рассказу довольно спокойно.

– Вон оно что… – Марсагет задумался.

Некоторое время он молчал; затем, решительно пристукнув ладонью по колену, сказал:

– О женитьбе Абариса пока рано говорить. Молод еще. А вот сборщик податей… Мне лучший кузнец племени во сто крат дороже этого вора и клятвопреступника – в этом я уже не сомневаюсь.

Ты иди, не волнуйся, я приму меры для спасения Тимна. Так и передай сыну. В военное время слово вождя кое-что значит…

Ночь опрокинула на хижины огромное звездное небо. Рогатый месяц украдкой выглядывал из-за горизонта, как бы не решаясь возглавить хоровод ярких звезд, до которых, казалось, можно было дотронуться рукой. Тишину, вместе с росой опустившуюся на землю, изредка тревожил собачий лай и приглушенные окрики дозорных на валах.