Меч Роланда - [48]

Возникла неловкая пауза, и раб посмотрел на меня. Я кивнул.

Когда Озрик закончил ответ, вали снова очаровательно мне улыбнулся.

– Должен вас поздравить. Слуга сказал мне, что вы добрый хозяин, и он счастлив вам служить. Что ж, поехали!

* * *

К счастью, поездка с Хусейном оказалась не такой тяжелой, как дорога из Ахена до границы. Молодой вали ехал ровным шагом, я мог приспособить к нему шаг моего мерина, и Хусейн пригласил меня ехать рядом с ним. Он задавал много вопросов о моей жизни, а потом, когда ответы кончились, мы ехали в дружественном молчании. Покрытые белыми шапками горы все приближались, места становились все более дикими, менее населенными. Вспомнив замечание Хроудланда, что сарацины могут взъяриться и перерезать мне горло, я осознал, что разумнее всего было бы это сделать в отдаленных приграничных краях. И все же я не ощущал угрозы со стороны вали Сарагосы. Хусейн был вежлив и приветлив и, как оказалось, также очень набожен. Каждый раз, когда мы останавливались, чтобы он и его люди помолились, остановка занимала долгое время. Под предлогом того, что нужно размять ноги, я слезал с коня и бродил вдали от отряда. И там записывал свои наблюдения для Алкуина.

Два дня мы продолжали путь на запад, а потом свернули на юг и начали постепенно подниматься в предгорья. Перед нами открывались виды на унылую череду голых холмов, пересеченных оврагами с крутыми склонами. Источников воды было мало, фуража не было вообще, и во многих местах дорога сужалась в узкую тропу, не давая проехать повозкам. Местные жители были крепкие угрюмые люди, они жили в маленьких, разбросанных по отрогам гор поселениях и за щедрую плату серебряными монетами из тяжелого кошеля, который нес один из приближенных Хусейна, снабжали нас провизией. Они также предоставляли приют нам и лошадям, но не проявляли никакого интереса к тому, куда мы направляемся, и не спрашивали, кто мы.

На четвертый день удалось подняться выше линии снега. Теперь горные склоны были усеяны торчащими там и сям из снежного наста огромными камнями. Но сама дорога была почти пуста. На следующий морозный солнечный день мы не встретили ни одной живой души с самого утра. Я решил, что мы приближаемся к гребню перевала, и видел, что Хусейн доволен продвижением.

– Обычно я беспокоюсь, что снег завалит дорогу, но завтра мы пройдем самый опасный участок пути и начнем спуск, – весело сказал он.

На последней миле сарацин посмотрел на солнце, чтобы определить, где остановиться и прочесть национальные молитвы, которые произносятся сразу после полудня. Я терпеливо ждал. Мне не хватало времени все записывать, а ведь начинался самый важный этап нашего пути через горы.

Через какое-то время мы оказались в узком ущелье, согретом солнцем и укрытом от ветра.

– Хорошее место для остановки, – заявил Хусейн. – После молитвы можно будет поесть и дать отдых коням.

Я неуклюже спешился, передал поводья своего гнедого мерина Озрику и сказал:

– Пожалуй, пойду прогуляюсь.

– Не уходите далеко, – предупредил вали. – Здесь, в горах, водятся медведи и волки. Известно, что они нападают на путешественников.

Я рассмеялся.

– С начала путешествия я не видел ни одного медведя или волка.

– Ну, хотя бы возьмите оружие, на всякий случай, – настаивал сарацин.

Я покорно снял с вьючного коня сверток с луком и кроме оружия прихватил с собой пару стрел. Хусейн с явным интересом посмотрел на мой лук.

Я удалился от остальных и стал осторожно пробираться через скалы. За спиной слышалось, как сарацины расседлывают коней. По прошлому опыту мне было известно, что мы простоим не меньше часа.

Пустынный склон был виден со всех сторон, пришлось отойти подальше, чтобы найти укромное место, где можно сесть и записать увиденное. Я поднимался по склону, пока не скрылся из виду от оставшихся в ущелье. Найдя местечко без снега под прикрытием скалы, я положил лук и стрелы, уселся и достал из внутреннего кармана плоскую шкатулку с письменными принадлежностями.

Только я снял перчатки и взял стилус, как мой глаз уловил какое-то движение. Птица величиной с ворону и такого же окраса летала, то и дело ныряя и вновь взмывая над склоном. Иногда садилась на камни. Это было единственное живое существо на бескрайнем замерзшем ландшафте, и я задумался, чем же она здесь кормится. Птица приблизилась и уселась на выступ скалы неподалеку от меня. Я сосредоточился на своей работе и стал чертить наш маршрут за последние три дня. Восковая табличка затвердела на морозе, и металлический кончик стилуса скользил по хрупкой гладкой поверхности, а когда я нажимал сильнее, воск кололся и крошился. Я все же начертил основную линию маршрута и стал наносить местоположение горных селений и расстояние между ними. Воздух был так неподвижен и тишина гор столь абсолютна, что я четко расслышал стук когтей по камню, когда птица села на камень не более чем в шести футах от меня. И громко каркнула. Этот крик эхом откликнулся с дальнего склона.

Не поднимая головы, я продолжал свою работу, стремясь закончить ее, прежде чем сарацины решат, что я слишком задержался, и отправятся меня искать. Вскоре послышалось хлопанье крыльев, и птица улетела. Потом я услышал тихий стук, отчетливый звук упавшего на скалу камешка, и смутно подумал, что, наверное, камешек упал от растаявшего на солнце снега.