Меч почета - [242]
– Я в самом деле не компетентен в этом.
Наступило молчание. Дядюшка Перегрин молчал потому, что разговор, к его неудовольствию, зашел совсем не о том, о чем ему хотелось говорить, а Вирджиния – потому, что размышляла над тем, что ей сказать, чтобы продолжить разговор именно в этом направлении. Пока они ели палтуса, официант принес кофе. Засиживаться за столом в те времена было не принято. Наконец Вирджиния сказала:
– Видите ли, Перегрин, откровенно говоря, я рассчитывала на вашу поддержку в осуществлении своего плана. Беспутная жизнь мне порядком надоела. Я хочу возвратиться к мужу.
– К Трою?
– Нет, нет. К Гаю. В конце концов мой настоящий муж – Гай, правда ведь? Я думала, что обращение в католики могло бы помочь мне. Количество разводов в вашей церкви, по-моему, не имеет никакого значения, так ведь? Нам, наверное, придется обратиться в какое-нибудь учреждение записей актов гражданского состояния, чтобы брак был законным, но в глазах бога мы уже в браке, он сам мне сказал так.
– Недавно?
– Нет, не очень.
– И вы считаете, что он желает вашего возвращения?
– Я убеждена, что смогу сделать так, чтобы он пожелал, и очень скоро.
– Да-а, – сказал дядюшка Перегрин, тяжело вздохнув, – это меняет все дело. – Он посмотрел на нее грустным взглядом. – Так, значит, это вы к Гаю приходили все эти дни?
– Конечно. А вы думали к кому?.. О, Перегрин, неужели вы думали, что я имею виды на вас?
– Да, эта мысль как-то приходила мне в голову.
– Вы, наверное, надеялись, что я могу явиться для вас третьей… – Она употребила нецензурное для тех времен слово, которое, несмотря на его непристойность, не заставило дядюшку Перегрина даже поморщиться. Произнесенное ее губками, оно показалось ему в какой-то мере даже привлекательным. Она была переполнена чувством тонкого юмора и находилась на грани нового взрыва безудержного смеха.
– Что-то в этом роде.
– Но это, без сомнения, было бы грешно?
– Очень даже грешно. Серьезных планов на этот счет я, правда, не строил, но мысль о возможности этого приходила мне в голову довольно часто, даже в те моменты, когда я перебирал книги. Вы могли бы в таком случае поселиться в той комнате, где сейчас Гай. Я не думаю, что миссис Корнер истолковала бы это превратно. В конце концов вы ведь моя племянница.
Вирджиния снова рассмеялась своим самым очаровательным смехом:
– Дорогой Перегрин, а вам не пришлось бы-прибегнуть к одному из этих дорогостоящих курсов лечения, о которых говорили ваши друзья в «Беллами»?
– В случае с вами, – сказал дядюшка Перегрин с присущим ему высокомерием, – я почти уверен, что не пришлось бы.
– Очень мило. Надеюсь, вы не думаете, что я смеюсь над вами, а?
– Нет, не думаю.
– В любое время, когда вы захотите попробовать, дорогой Перегрин, я к вашим услугам.
Старческое лицо Перегрина Краучбека потускнело и опечалилось.
– Это будет совсем не то. Предложение в такой формулировке меня просто смущает.
– О, дорогой, неужели я попала впросак?
– Да. Все это так щекотало воображение. А вы начали говорить об этом уж слишком практично. Я мечтал видеть вас в своей квартире, понимаете? Но не более этого.
– А я хочу иметь мужа, – сказала Вирджиния. – Об этом вы, конечно, не думали?
– Нет-нет. Это, разумеется, совершенно невозможно.
– Опять ваша религия?
– Да, религия.
– Тогда им должен быть Гай. Неужели вы и теперь не понимаете, почему я хочу стать католичкой? Не может же он сказать мне «нет», как по-вашему?
– Почему же, может, если захочет.
– Но вы же знаете Гая и не думаете, что он скажет «нет», правда ведь?
– В сущности, я знаю Гая очень мало, – сказал дядюшка Перегрин довольно раздраженным тоном.
– Но вы же поможете мне? Когда настанет время, вы скажете ему, что он обязан?
– Он вовсе не из тех, кто стал бы советоваться со мной.
– А если посоветуется? И если дело дойдет до расчетов с Анджелой?
– Нет, дорогая, – сказал дядюшка Перегрин, – ни за что на свете.
Вечер прошел не так, как каждый из них планировал. Дядюшка Перегрин проводил Вирджинию до крыльца дома. Расставаясь, она впервые поцеловала его. Он приподнял в темноте шляпу, расплатился с таксистом и пошел домой, подавленный и расстроенный. Гай еще не спал, читал книгу.
– Ну как, хорошо провели время, дядюшка?
– В этом ресторане по нынешним временам всегда хорошо. Он стоил мне более двух фунтов, – ворчливо добавил Перегрин, вспомнив, какими словами о бережливости Гай проводил их.
– Я спрашиваю, вы сами-то довольны вечером?
– И да и нет. Больше нет, чем да, по-видимому.
– У Вирджинии, по-моему, было прекрасное настроение.
– И да и нет. Больше да, чем нет. Смеялась она действительно очень много.
– Ну, значит, все хорошо.
– И да и нет, Гай, я должен предупредить тебя. Эта женщина имеет виды.
– На вас, дядюшка Перегрин?
– На тебя.
– А вы уверены в этом?
– Она сама сказала мне.
– И вы считаете, что должны сообщить мне об этом?
– В настоящих условиях – да.
– А не да и нет?
– Нет, только да.
10
Сэр Ральф Бромптон был воспитан старой дипломатической школой и поэтому умел избегать хлопотливых обязанностей и достигать власти, занимая такие должности, на которых на него не возлагалось буквально никаких обязанностей. В безответственных военных организациях он ухитрялся постоянно перемещаться из одного управления в другое или из одного комитета в другой. Начальник штабов сухопутных частей для проведения особо опасных операций считали, что они должны иметь своих представителей во всех органах, которые занимаются планированием и проведением операции. Будучи весьма занятыми оживленной деятельностью в высших органах, они с удовольствием наделили сэра Ральфа правами слушать, говорить за них и докладывать им о делах в стоящей чуть-чуть пониже, но никоим образом не менее озорной среде своих непосредственных подчиненных.
В романной трилогии «Офицеры и джентльмены» («Меч почета», 1952–1961) английский писатель Ивлин Во, известный своей склонностью выносить убийственно-ироничные приговоры не только отдельным персонажам, но и целым сословиям, обращает беспощадный сатирический взгляд на красу и гордость Британии – ее армию. Прослеживая судьбу лейтенанта, а впоследствии капитана Гая Краучбека, проходящего службу в Королевском корпусе алебардщиков в годы Второй мировой войны, автор развенчивает державный миф о военных – «строителях империи».
Роман «Мерзкая плоть» — одна из самых сильных сатирических книг 30-х годов. Перед читателем проносится причудливая вереница ярко размалеванных масок, кружащихся в шутовском хороводе на карнавале торжествующей «мерзкой плоти». В этом «хороводе» участвуют крупные магнаты и мелкие репортеры, автогонщики, провинциальный священник и многие-многие другие.
Ироническая фантасмагория, сравнимая с произведениями Гоголя и Салтыкова-Щедрина, но на чисто британском материале.Что вытворяет Ивлин Во в этом небольшом романе со штампами «колониальной прозы», прозы антивоенной и прозы «сельской» — описать невозможно, для этого цитировать бы пришлось всю книгу.Итак, произошла маленькая и смешная в общем-то ошибка: скромного корреспондента провинциальной газетки отправили вместо его однофамильца в некую охваченную войной африканскую страну освещать боевые действия.
Творчество классика английской литературы XX столетия Ивлина Во (1903-1966) хорошо известно в России. «Возвращение в Брайдсхед» (1945) — один из лучших романов писателя, знакомый читателям и по блестящей телевизионной экранизации.
ВО (WAUGH), Ивлин (1903-1966).Видный английский прозаик, один из крупнейших сатириков Великобритании. Родился в Лондоне, учился в Оксфордском университете и после недолгой карьеры учителя полностью переключился на литературную деятельность. В романе «Любовь среди руин» [Love Among the Ruins] (1953), главной мишенью сатирика становится фрустрация упорядоченного прозябания в «государстве всеобщего благоденствия».
В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Одно из самых знаменитых произведений мировой литературы XX века, написанных в жанре «черного юмора», трагикомическая повесть о вывернутом наизнанку мире, где похоронные ритуалы и эстетика крематория управляют чувствами живых людей. История, в которой ни одно слово не является лишним. Откровенный потрясающий рассказ, от которого невозможно оторваться.
«Золотая молодежь», словно сошедшая со страниц Вудхауса, – легкомысленная, не приспособленная к жизни и удивительно наивная, – на пороге Второй мировой. Поначалу им кажется, что война – это просто очередное приключение. Новая форма, офицерский чин, теплое место при штабе. А сражения – они… где-то далеко. Но потом война становится реальностью. И каждый ее встретит по-своему: кто-то – на передовой, а кто-то – в пригородах, с энтузиазмом разрушая местные красоты и сражаясь с воображаемым врагом…
Чисто английский психологический, с сатирическими интонациями, роман Ивлина Во – о духовном кризисе, переживаемом известным писателем. В поисках новых стимулов к творчеству герой романа совершает поездку на Цейлон…
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.