Меч мертвых - [16]

– Может, это одинец был? – спросил венд.

Друмба мотнула головой:

– Нет, не одинец. Я следы видела. Он выскочил как раз туда, где Хрольв с гардским ярлом стояли.

Псы к нему, так он бедного Дигральди клыками ка-ак… А клыки – во!

– Дигральди, это кто?

– Пёс Хрольвов. Любил его ярл… Не будет он больше сапоги на крышу затаскивать, порвал ему брюхо кабан… Пёс ползёт, визжит на весь лес, а тот снова метит клыками! Хрольв копьё хвать – и наперерез! Пёс его защищал, как же бросить…

– А помог? – спросил Страхиня. – Я бы лучше из лука, в глаз…

Друмба передёрнула плечами:

– С луками пускай охотится беднота, добывающая себе пропитание. Лук разит издали, и чести в этом немного. Знатный воин идёт на опасного зверя с копьём!

– Вот он и получил, твой ярл, – усмехнулся Страхиня. – Я видел, как он прыгал на одной ноге, слезая с коня. А я, хоть ты и зовёшь меня бедняком, сейчас жарил бы вепревину…

– Да ты не попал бы. Одноглазые не могут метко стрелять.

– А ты видела, как я стреляю?

– Как ты с копьём ловок, я тоже не видела. А Хрольв ярл возит с собой «кол в броне», весь обитый железным листом, чтобы не перерубили в сражении. Там наконечник, как меч! Он ударил им вепря, но матёрый сломал окованное копьё, будто тростинку, и чуть не запорол самого ярла, но ярл защитился обломком копья, вот так, и клыки ударили по ножнам меча на бедре. Хрольва всё равно отбросило и швырнуло, и пришлось бы плакать моей Гуннхильд хозяйке, но тут подоспел гардский Сувор ярл. Его собака стала хватать кабана и заставила его повернуться, а Сувор подбежал с мечом и разом снёс зверю полголовы! Какой удар был!.. Я слышала, у ярла в Альдейгьюборге дочь есть, тоже воительница. Вот бы посмотреть на неё!..

Азартно рассказывая, девушка в то же время наблюдала за собой как бы со стороны. И дивилась тому, что видела в собственном сердце. Сколько она себя помнила, её окружали мужчины, и многие среди них рады были бы дарить ей золотые украшения, только чтобы она им завязывала по утрам тесёмки на рукавах. Друмба смеялась в ответ и говорила, что золотые украшения добудет себе сама, вот этим мечом. Воины, которым приходилось выслушивать от неё такие слова, были всё добрые храбрецы, богатые и расположением конунга, и знатной роднёй. Почему ни к кому из них её не тянуло так, как к вендскому оборванцу, пришедшему незнамо откуда? И не то чтобы ей было жалко его, изуродованного. Она видала калек, утерявших кто руку, кто ногу. Друмба понимала, что не знает о нём совсем ничего. Она и не пыталась расспрашивать, чувствуя, что всё равно не добьётся ответа. А и добилась бы – скверная, скорей всего, открылась бы правда. Нету Ворону замирения с Белым Соколом, да и не будет, что бы ни говорили послы Хрёрека конунга. Друмба понимала и это. А всё равно – позови её венд, возьми он её ласково за руки, и не будет ни сил, ни желания воспротивиться… Друмба боялась загадывать и с трепетом ждала, когда же это случится.

А вскоре наступил день, когда собрались все лучшие мужи Селунда и начался тинг, и тут пришлось удивиться тем, кто знал о беседах Рагнара Лодброка с гардскими послами и о том, как мало хотелось конунгу принимать невыгодное замирение. Вождь поведал селундцам о том, какого почётного мира он добился трудами и боевыми походами, о том, как вендский сокол, загнанный в далёкий Альдейгьюборг, наконец-то попросил мира и даже сулится отпустить пленников, за которых соберут выкуп.

Жители большого острова привыкли спокойно жить под рукою Рагнара конунга и во всём верить ему. Его выслушали, и людям понравились его речи. Хозяевам дворов, что каждый год терпели от вендских набегов. Мореплавателям и купцам, для которых уже не первый год были заперты торговые гавани на Восточном пути. И даже те, чья кровь кипела воинским молодечеством, не стали кричать против мира с Хрёреком и этим другим конунгом, сидевшим в Альдейгьюборге. Во-первых, даже самые отчаянные викинги верили Рагнару Лодброку и чтили его. Во-вторых, драться с вендом – что с волком в лесу после праздника Йоль. Добычи – на несколько марок, а голову в один миг сложить можно. И в-третьих, Лебединая дорога широка и просторна, и не перечесть у неё берегов на севере, на западе и на юге. Даже и у ближнего моря много вершин, не только та, куда изливается с востока могучая Нюйя… Найдём то есть, где сразиться с врагами за богатство и славу. А даже если на восток пойти захотим – так и пойдём, как прежде ходили, без конунга, сами по себе…

– Готовился я трудно убеждать тебя, княже, – дивясь и ликуя, по возвращении в крепость сказал Рагнару боярин Твердислав. – Но теперь вижу, что ты поистине мудр.

Он снова сидел в доме Лодброка на втором почётном сиденье; праздновали замирение и на пиру договаривались о мелочах. После того, как сдвинули главное, малые препоны устранялись легко.

– Твой конунг, властвующий далеко на Восточном пути, многое видит иначе, чем мы здесь, на Селунде, – медленно проговорил в ответ Рагнар. – Боюсь, не решил бы он, что мир, скреплённый сегодня, мне не так выгоден, как ему. Твой конунг может подумать, будто я коплю силы и что-то затеваю у него за спиной. Я хочу послать с тобой в Гардарики своего молодого сына, Харальда.