Меч Лета - [147]

Фенрир прыгнул, нацелившись мне в лицо. Я избежал столкновения, резко упав на пятую точку. Мимо меня пронесся какой-то расплывчатый силуэт, который врезался в Волка и повалил его на бок.

Нет, не расплывчатый силуэт, а лев, сообразил я уже в тот момент, когда оба животных сцепились в мелькании клыков и когтей на усеянной костями земле. Затем они резко поднялись на лапы, и тут мне сделалось все окончательно ясно. У льва заплыл один глаз.

– Сэм! – выкрикнул я.

– Тащи Андскоти, – не выпуская Волка из поля зрения, бросила мне львица голосом моей экс-валькирии. – Мне надо потолковать с моим милым братцем.

Ее мгновенное превращение в львицу потрясло меня куда меньше, чем то, что она могла в этом облике говорить своим голосом и даже как-то очень по-своему двигать губами. Да и глаза у нее оставались такими же, как всегда.

Шерсть на загривке Фенрира стояла дыбом.

– Значит, решила все-таки перед смертью принять способности, которые даны тебе от рождения, дорогая сестричка, – прорычал он.

– Я принимаю себя такой, как я есть. Самира аль Аббас из рода Льва, – жестко проговорила она и прыгнула на Волка.

Они драли друг друга когтями, кусались, рычали и выли. Первый раз в жизни мне довелось понять, что значит на самом деле выражение «шерсть летит клочьями», и убедиться, как это страшно. Два зверя в самом буквальном смысле драли друг друга на части, и ужас заключался для меня в том, что в облике одного из них выступала моя подруга.

Я уже собирался ринуться ей на подмогу, когда вспомнил, что говорила мне Фрея насчет Меча Лета: «Убивать – самая меньшая из его способностей». А Волк заявил мне к тому же, что сыновья Фрея никогда не были бойцами. В таком случае, кто же я?

Блитцен со стоном перевернулся на спину. Хэртстоун немедленно принялся проверять его шею.

Меня привлек неожиданно металлический блеск его галстука. Превратившись каким-то образом из шелкового в кольчужный, он уберег ему горло. Настоящий пуленепробиваемый галстук, Фригг его побери!

Блитцен сыграл по полной и, главное, оставался по-прежнему жив.

Губы мои сами собой расплылись в улыбке. Блитцен не был бойцом. Я – тоже. Но ведь есть и другие способы побеждать.

Я схватил смотанную в клубок Андскоти. На ощупь она оказалась как снег – жутко холодной и до неправдоподобия мягкой. Меч у меня в руке замер.

– Ну, и что делаем? – вопросительно прогудел он.

– Разбираемся.

– Круто, – одобрил он и пошевелился, словно потягиваясь после дневного сна. – Как там дела-то?

– Лучше, – откликнулся я и вонзил клинок в землю. Джек даже не дернулся, чтобы удрать. – Может быть, Сурт когда-то и завладеет тобой, но он ведь не понимает, в чем твоя сила, а я понимаю, – принялся объяснять ему я. – Мы – команда.

Я захлестнул Андскоти петлей вокруг рукоятки Джека. Звуки боя, происходившего рядом со мной, до меня теперь доносились лишь смутно. Может быть, из-за того, что я оставил попытку сразиться с Волком. Все равно ведь его никто не может убить. И если и сможет, то не сейчас и не я. Зато мне доступно другое.

Я изо всех сил сосредоточился. Нужно было как можно скорее вызвать в себе тепло, которое появлялось, когда мне приходилось кого-то лечить. Сила роста и жизни. Сила Фрея. Мне вдруг открылся смысл предсказания норн. Сегодня девятый день. Солнце пойдет на восток.

Место, в котором мы все сейчас находились, связано с ночью, луной и серебряным светом, а я должен его осветить летним солнцем.

Учуяв, что обстановка меняется, Волк нанес удар Сэм. Она покатилась кубарем по костям. Морда Фенрира была вся изодрана. На лбу безобразным черным клеймом отпечаталась руна Тюра.

– Ты что это там задумал, Магнус? А ну прекращай! – рыкнул он и кинулся на меня, но, не достигнув, упал, извиваясь от боли.

Меня окружала аура золотого света – точно такого же, как появилась в Йотунхейме, когда я приводил в чувство Сэм и Хэртстоуна. Свет этот, в отличие от Муспелльхеймского пламени, не обжигал, да и не отличался особенной яркостью, но тем не менее, судя по поведению Волка, причинил ему дикую боль. Он скалился, расхаживал взад-вперед и так сильно зажмурился, словно его ослепило.

– Прекрати! – взвыл он. – Или надеешься дообозлить меня до смерти?

Сэм-львица с трудом поднялась. На бедре у нее виднелся глубокий порез, а по морде, можно было подумать, прошлись бороной.

– Магнус, что ты там делаешь? – спросила она.

– Создаю лето.

Порезы у меня на груди исчезли. Силы вернулись. Отец мой был богом тепла и света, волки же – порождением темноты. Сила Фрея сдерживала Фенрира подобно тому, как вставала преградой на пути леденящей стужи и испепеляющего жара.

– Лето? Я помню лето, – радостно прогудел воткнутый в землю Джек.

Я, размотав Андскоти во всю длину, чтобы она тянулась за Джеком, как веревка за змеем, обратился к Волку:

– Знаешь, Фенрир, один старый гном объяснил мне, что самые прочные материалы – это парадоксы. Именно из них состоит цепь Андскоти. Но я к ним добавлю еще один, завершающий, и он окончательно свяжет тебя. Меч Лета – это оружие, которое не должно быть оружием, потому что действует лучше всего, когда его выпускаешь из рук.

С этими словами я отпустил Джека, мысленно дав ему команду лететь и не сомневаясь, что все остальное он сделает сам.