Меч Константина - [13]

К еще не готовой могиле между деревьями сносили тела и складывали бок о бок. Сразу столько мертвых я еще никогда не видел. Все молчали, только лопаты громко грызли сухую землю, рвали корни. Богослов, размахивая своим шанцевым инструментом, чуть не снес полчерепа одному из двух Слав, и его отстранили от дела.

Мальчишка смотрел на убитых с непонятным выражением. Кривил губы и то ли ругался про себя, то ли скулил, тоже про себя. Паша кандальным обхватом держал его за руку. Я стал заполнять пустоту внутри меня единственным, что могло помочь, молитвой, за себя и за этих дураков. Когда их опускали в яму и клали в ряд, Монах вынул меч из ножен, воткнул клинок глубоко в землю рядом с могилой. Получился крест. В центре гарды была вычеканена икона Спаса. Потом уже из толстых веток соорудили деревянный крест и поставили на холмике. Все чувствовали себя виноватыми в дурацкой смерти этих малолеток. Всем, наверное, хотелось, чтобы ничего этого не было. Но оно было.

Недалеко от тропинки нашлось открытое место, заросшее прутиками малины. Там решили передохнуть, развели маленький огонек. Командир, как и обещал, устроил пленнику допрос. Назвался тот Киром, вел себя нахально и вызывающе. Так и подмывало стукнуть его в лоб. Паша наконец снял с него свою лапищу, взамен Святополк беспощадным голосом велел Монаху и Богослову:

— Возьмите его на прицел, если дернется, разрешаю стрелять.

Монах угрюмо ухмыльнулся, а Богослов скорчил страшную рожу, которой, по его мнению, детей пугают.

— Сколько тебе лет? — спросил командир.

— Четырнадцать, — прохрипел мальчишка.

— Значит, подсуден. Людей убивал?

— Убивал, — прозвучало гордо и хвастливо. — И еще буду, когда от вас сбегу. Наберу новую кодлу и пойду убивать.

— А зачем тебе это? — Святополк немного опешил от такой одержимости.

— Нравится. Убивать круто. И без наркоты, как эти придурки. Им только барахло и бабки нужны были…

— А тебе нет?

— Мне — да. Только я еще просто убивать люблю.

— А ведь он трус, Вадим, — сказала Леди Би. — Маленький паршивый трус.

— Я? — Мальчишка задохнулся от удивления, даже рот открыл.

— Ты, ты. Ты просто людей боишься. И чтоб они тебя не обидели, убиваешь.

Пленник смотрел на Леди Би, она смотрела на него. Глаза в глаза. Святополк следил с грустным интересом. Паша вздыхал в сторонке. «Нельзя его отпускать, — бормотал Михалыч, вычищая ложкой банку консервированной рыбы — едой успокаивал нервы. — И с собой таскать нельзя». Варяг с равнодушным видом строгал палку, происходящее его не занимало.

Василиса переглядела малолетку. Он отвел глаза и буркнул:

— Пусть она не смотрит на меня. Я не трус Просто мне нет никакого дела до людей. Они только мешают.

— Ну вот что, — вздохнул напоследок Паша и поднялся — здоровый медведь устрашительного вида, если не знать, что на самом деле он добрый и застенчивый. — Теперь я тебе немножко помешаю. Разреши, командир, — попросил он.

Святополк разрешил, и Паша взял мальчишку за шиворот, поволок вглубь леса. Пленник брыкался, вертелся, но освободиться из медвежьей хватки Паши Маленького вряд ли было возможно. Через минуту их уже след простыл, и все принялись гадать, что взбрело в голову Малышу. Я хотел пробраться незаметно за ними, но меня поймали за ногу и вернули на место.

— Не суетись, любопытная Варвара, — покачал головой Монах.

Пришлось объяснять, что я не Варвара, совсем даже наоборот — военный корреспондент, а журналистам дорога везде открыта.

— Не ходи в журналисты, Костя, — кротко попросил Февраль. — Там плохому научат.

— Чему это? — удивился я.

— А там в каждом заблуждении приучают видеть истину. Вот приходишь ты к какому-нибудь хитрому мордовороту брать интервью. И уже заранее уверен, что все глупости, которые он тебе наговорит на диктофон, имеют право на уважение. Мало того, тебе самому придется думать так же, как он, чтобы вытянуть из него побольше всего. — Из кроткого и печального Февраль неожиданно превратился в страстного и рассерженного. — Мнение, что журналисты имеют собственную точку зрения, — досадная ошибка. Журналист — пластилин, который все время сам себя лепит. Он бесформен и бессодержателен. Это его штатная обязанность.

— А можно я скажу? — Леха смущенно Поднял руку. — Я, конечно, не буду сейчас задавать этот сакраментальный вопрос «что есть Истина?», и я, конечно, уважаю православие как одну из традиционных религий нашей страны…

— Протестую, — возмутился Февраль.

Леха еще больше сконфузился. Половина отряда смотрела на него так, будто он сказал совершенно неприличную вещь, да еще при даме.

— Протестую против «одной из», — продолжал волноваться Февраль. — Лично для меня это оскорбление. Православие слишком монументально, чтобы загонять его в гетто «одной из». Никогда оно не стояло в одном ряду с теми, для кого крест как красная тряпка для быка. Бешеного быка. И стоять не будет. Во всяком случае, пока я жив.

— Леня, спусти пар, — ласково сказал Серега. — Тут все свои, не надо ругаться. Леша просто пошутил, он же Романтик, ему можно.

— А я вот и без шуток не понимаю, почему нельзя быть честным человеком, не веря при этом ни в какого бога. — Варяг уже обстругал свою палку и жарил на ней колбасу.