Меч и щит - [24]

— Слушай, Ирса, так же нельзя. У тебя еще вся жизнь впереди, не порти ее ради какого-то проезжего молодца. Вот встретишь парня себе по душе, выйдешь за него замуж, тогда и…

— Замуж? — перебила она. — Да кто на мне женится? — В голосе ее послышались слезы. — Наши парни и смотреть на меня не желают. «Кому она нужна, если ее никто не любил!» — передразнила она кого-то и теперь уж откровенно разревелась.

Желая утешить ее, я привлек девушку к себе и погладил по каштановым волосам. Она уткнулась лицом мне в грудь и прильнула всем телом, снова вызывая у меня позывы желания, которому я все еще противился. Но ее ловкие ручки не давали мне остыть, шаря по всему телу и норовя забраться под тунику. Мешал все еще не снятый пояс, и они повозились, расстегивая его. Ножны с глухим стуком упали на пол. После чего ее ручки уже беспрепятственно залезли под тунику и обвили меня, словно плющ дерево, и блуждали по спине, и поглаживали, и пощипывали.

— Как тебя зовут, милый? — прошептала она, покусывая мне ухо.

«Нашла время для знакомства, промелькнула мысль, в то время как язык непроизвольно начал отвечать: — Гла… э-э, Глейв.

Она подняла голову и посмотрела мне в лицо, широко раскрыв глаза.

— Как того великого воина?

— Меня назвали в его честь, — ответил я. А что, может быть, это и не совсем неправда. Возможно, мать выбрала мне имя Главкион не только из желания сделать приятное Архелаю и не только потому, что усмотрела в большеглазом младенце сходство с совенком, но и из-за созвучности этого имени с именем моего настоящего отца. Теперь уж я вряд ли это узнаю, даже если вернусь домой, ведь отношения с матерью у меня будут, скажем так, не самые дружественные.

— И не зря, — промурлыкала она, распуская шнуровку моих штанов. — Ты такой же большой и сильный, как он. О!

Последнее междометие она издала, уже ощупывая мое мужество. Я промычал что-то нечленораздельное, стащил с себя хитон, сбросил штаны и обхватил ее за плечи. Девушка опустила взгляд, и даже в слабом лунном свете я заметил, что она покраснела.

— Ах, Глейв, ты чудовищно большой. И я начинаю бояться. Ты ведь не сделаешь мне больно, Глейв? Помни, ведь я девушка.

— Уж чего-чего, а этого я никак не забуду, — пробурчал я, зло думая про себя: «Поздно спохватилась, голубушка, теперь меня не остановят даже армии обеих империй». И повалил ее на пол, впрочем, уложил на брошенную ею тунику. У меня хватило выдержки немного поласкать ее, прежде чем раздвинуть ей ноги и пролить-таки хозяйскую кровь оружием гостя. Она вскрикнула, а потом оплела меня руками и ногами и не выпускала, пока я не достиг вершины наслаждения. Тут бы она закричала на всю деревню, но я поберег сон ураторпцев, вовремя захлопнув Ирсе рот ладонью. Она укусила мою руку до крови, и потому в последующих наших любовных схватках (а их было еще пять или шесть, поскольку я не хотел, чтобы первый любовный опыт запомнился ей только болью, она должна была испытать и удовольствие) я уже не жертвовал ладонью, а совал Ирсе в рот свой пояс. Его она тоже изжевала порядком, но ничего более подходящего под рукой не оказалось. После я перебрался на свое одеяло, мы улеглись там, обнявшись, и уснули.

Когда я на следующее утро проснулся, девушка исчезла без следа, заставив меня усомниться в истинности ночного происшествия. Может, все это приснилось? Но моя разбросанная вдали от одеяла одежда свидетельствовала, что спать я лег не вполне обычным образом.

Я оделся, уложил свои вещи в седельные сумки и, вынеся седло на крыльцо, призывно свистнул. Уголек примчался так быстро, словно уже ждал меня, и я верхом направился к воротам. По пути я искал взглядом Ирсу — хотел с нею попрощаться. Но заметил только троих из вчерашних старейшин и, за неимением лучшего, простился с ними.

За воротами я перевел Уголька на размашку, желая наверстать упущенное время, поскольку уже давно наступило утро. По мере того, как я удалялся от Ураторпа, лес постепенно густел, переходя из дубового в смешанный. Ближе к полудню лесная дорога сузилась в тропу, по которой мне пришлось рысить не так резво. Я как раз проехал очередной поворот этой тропы, и тут прямо передо мной поперек дороги рухнула довольно большая осина. Я натянул поводья и схватился за рукоять Скаллаклюва, быстро разворачивая коня. Так и есть. Вокруг меня выросло словно из-под земли человек пять оборванцев с ножами, копьями, топорами и, главное, в масках.

Разбойники с незапамятных времен делились на заядлых и тайных. Эти последние являлись обыкновенными крестьянами, для которых разбой служил своего рода отхожим промыслом, и они надевали маски, чтобы какая-нибудь жертва их деятельности не опознала своих обидчиков. Заядлым же такая мера предосторожности была не нужна, поскольку встречаться с ограбленными они больше не собирались, разве что для того чтобы снова ограбить их.

Окружившие меня разбойники проживали, скорей всего, в Ураторпе. Видимо, прознали, что у меня водятся эйриры. Окинув их взглядом, я подумал, что среди них явно не найдется ни одного будущего Исси Шиндара, биранского разбойника, ставшего с помощью вратников королем, а потом отправившего своих благодетелей кого в могилу, а кого — в рабство, на строительство каналов и плотин в Джунгарии. Впрочем, неизвестно, носил ли он когда-нибудь маску, хоть и был сыном крестьянина, сбежавшим из дому искать счастья…